Сломанная кукла

Уложив в этот вечер Никиту, я так и осталась ночевать рядом с ним, на его детском, коротковатом для меня диванчике. Идти в свою комнату не хотелось: там меня дожидалась бессонница в компании с грустными мыслями, думать которые мне совсем не хотелось. 

Вечером следующего дня Зиновий явился домой раньше обычного. С загадочным видом поманил к себе, вручил розу и новенький смартфон последней модели. 

То ли гордыня, то ли недоверие бродили во мне, как дрожжи в бочке с квасом, подбивали оттолкнуть Плетнева, отказаться от его подарков. Но… если я оттолкну его второй раз, то будет ли третий? 

… кусать потом локти? Пытаться вернуть то, что вернуть невозможно?

Я не рискнула. 

Забрала розу. Согласилась принять смартфон. Чего уж себе лгать – давно мечтала! Не о таком – попроще. Хочет Плетнев отчет? Будет ему отчет!

Плетнев, увидев, что я вроде как расположена к мирным переговорам, выдохнул с облегчением. Повеселел. За ужином пытался шутить, ни с того ни с сего принялся рассказывать, как сам впервые купил себе простой кнопочный мобильный – не на деньги Родиона Зиновьевича, а на те, что заработал сам. 

– Когда я вырасту, я тоже сам себе зарабатывать буду! – тут же заявил мой Китенок. – И маме все-все куплю: и дом, и машину, и планшет!

– Обязательно купишь, мой хороший, – потрепала я по русой макушке своего маленького героя. 

Плетнев открыл рот, будто собираясь что-то сказать. Вздохнул, сглотнул – и промолчал. 

А уже поздно вечером, когда Никита уснул, а я вышла из детской, чтобы идти к себе, Зиновий поймал меня в коридоре. Опять – в коридоре! 

Я возмутилась: неужели он думает, что меня можно купить розой и дорогущей игрушкой? Жила я без смартфона двадцать пять лет – и еще столько же проживу! 

Все это я и высказала тут же, не сходя с того места, где остановил меня мужчина.

Плетнев выслушал меня внимательно и серьезно. Покачал головой как-то устало:

– Ты ничего не должна мне, Тина, и я ничего не требую. Но попросить-то могу?

А потом был поцелуй. 

Еще более жадный, чем тот, первый. И желанный – для меня не меньше, чем для Зиновия. 

Я, разумеется, не забыла свои обиды: раны все еще были слишком свежи. И злость моя на Плетнева никуда не делась. Но и отказаться от всего, что происходило между нами, я не нашла в себе сил. Чувствуя, как завелся мужчина, вбирая в себя всем телом его жар, его страсть и нетерпеливые ласки, решилась: будь что будет!

Моя спальня оказалась ближе. Наверное, поэтому мы в ней и очутились. Как – не помню. Зато в памяти остались, впились в нее шипами со сладким ядом, короткие обрывки воспоминаний.

… Плетнев распускает мою и без того совсем свободную косу.

… я толкаю мужчину на свою кровать. 

… влажные, наглые, бесстыдные поцелуи, от которых меня выгибает дугой. 

… я впиваюсь ногтями в гладкую сильную спину, провожу по ней сверху вниз, наверняка оставляя красные болезненные дорожки. 

Плетнев вздрагивает, морщится, но продолжает удерживать меня под собой, а его губы шепчут с запинкой:

– П… пы-равильно… заслужил. Все заслужил. Все – искуплю...

* * *

Отрезвление наступило утром, когда Зиновий на глазах у сына и няни поцеловал меня и уехал на работу.  

– Вижу, ты все же решилась, – беззлобно хмыкнула няня, помогая мне загружать в посудомойку грязные тарелки. – Вот и замечательно. Вам бы еще расписаться, узаконить свои отношения, а то не дело это: у вас ребенок уже растет, а вы все хвостами друг перед другом вертите…

– Елена Михайловна! Давайте не будем! – взмолилась я. – От того, что случилось, все только сложнее стало!

– Ну, да… мужика в ЗАГС затащить – это непросто, – с видом умудренной жизнью женщины, покивала та. 

– Да не в ЗАГСе дело… – я оглянулась, нашла взглядом сына. – Никита, беги наверх, переодевайся: пойдете погуляете с няней, пока солнышко утреннее, не злое. 

Елена Михайловна намек поняла. Снова хмыкнула, но пошла вслед за Никитой к дверям:

– Идем-идем, мальчик мой. Пусть мама делами занимается, а мы с тобой воздухом подышим. 

Сын с няней ушли. Я поставила вариться бульон на суп, запустила стирку и робот-пылесос. Принялась крошить овощи на салат. 

Руки были заняты делом, а голова – мыслями.

… что дальше? Как себя вести с Плетневым после того, что было ночью? Чего он добивается? Или уже всего добился и теперь успокоится, отстанет? Это было бы… больно. Хотя не так больно, как тогда, когда он увез Никиту. 

И что означали его слова про искупление?

Успокаиваться Зиновий не планировал. Это стало ясно в тот же день. Точнее, вечер. 

Явился мужчина, как повелось в последнее время, к ужину. Снова – не с пустыми руками. Вручил мне коробку бельгийского шоколада и пакет из супермаркета. 

– Давайте сегодня вечером отпустим няню и вместо детских книг посмотрим вместе какой-нибудь хороший фильм. Я тут попкорна купил – сумеешь приготовить?

– Сумею, – кивнула я.

В пакете обнаружилась не только кукуруза для приготовления лакомства. 

Зиновий не мелочился: купил и колы, и мартини, и фруктов, и пару видов сыра неизвестных мне сортов. Никиту тоже ждал небольшой подарок: игрушечный динозавр, которыми сын увлекался, как многие современные дети.