Как только появилась свободная минута, я помчалась к Зиновию: спросить, знает ли он, что хирурги довольны тем, как идет процесс выздоровления.
Когда вошла в палату, Зин лежал на боку – теперь это было разрешено. Услышав шорох открывающейся двери, открыл глаза, увидел меня и… улыбнулся: впервые за месяц, что я провела здесь, в ожоговом отделении, возле его постели.
– Аля… – шевельнулись его губы.
– Да. Это я. Ты уже знаешь?
Зин сразу понял, о чем я спрашиваю.
– Знаю. Доктора считают, что пересадка прошла успешно, ожоги скоро полностью заживут. А ты откуда?..
– Мне заведующий сам рассказал! Я так рада! – я не выдержала, подбежала, склонилась и чмокнула Зина в чисто выбритую скулу.
Да-да! От многонедельных зарослей на лице я его избавила лично! Сразу же, как только ему разрешили сидеть.
– Алька... – Зиновий поймал меня за руку, потянул к себе. – Посиди со мной. Недолго, всего пару минут! Хочу тебе что-то сказать… спросить...
Он вдруг разволновался, сбился, начал немного заикаться. Теперь я знала, что такое с ним происходит, только когда он очень сильно волнуется.
– Тише, Зин, тише! Ты только успокойся! Сейчас возьму стул и присяду! Ты же знаешь: на койку к больным присаживаться нельзя!
– Забыл. – Плетнев неохотно выпустил мои пальцы, дождался, когда я придвину табурет, усядусь, и снова взял меня за руку. – Аля!..
– Что? Говори уж...
Плетнев кивнул, но продолжал молчать. И улыбаться перестал. Потом закрыл глаза, решаясь.
– Я думал, что уже никогда не скажу этих слов… особенно после того как… после пожара. Думал – зачем я тебе такой? С ожогами. А потом ты п… пы-ришла, на работу сюда устроилась, и я начал надеяться: может, нужен?..
Я уже открыла было рот, чтобы возмутиться, но Зин сжал мою руку, глянул в глаза умоляюще:
– П… подожди!
– Жду, – смирилась я.
Мужчина снова несколько мгновений собирался с духом, подбирал слова. Наконец, отчаявшись, бросился в признание, как в омут – одним махом:
– Я люблю тебя, Аля! Давно... еще когда говорил, что все исправлю – уже тогда любил!
– И… – я сама не знала, что хотела услышать.
Зато Зиновий знал, что хочет сказать.
Теперь, когда самое сложное было произнесено, остальное давалось ему легко.
– Скажи, что согласишься выйти за меня замуж! Не сейчас… сейчас не получится. Но сразу, как выпишут! Хочу, чтобы мы стали, наконец, настоящей семьей – ты, я и Никита! – Зин притормозил, нахмурился. – Наверное, надо было попросить отца, чтобы он кольцо привез… сделать все красиво…
– Так тоже хорошо. Потом кольцо… – я почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. Наконец-то! Наконец Плетнев решился! – Я уж думала…
– Что ты думала? – Зиновий продолжал хмуриться и нервно сжимать мои пальцы.
– Думала, что придется мне самой предложение тебе делать, – усмехнулась я неловко.
Плетнев замер с приоткрытым ртом. Пару мгновений смотрел на меня недоверчиво. Потом переспросил:
– Это значит – ты согласна?!
– Да!
– Тогда скажи!..
– Что?
– Почему ты согласилась? Это ради Никиты? – мужчина смотрел на меня напряженно, требовательно.
Я не сомневалась. Знала, что хочет услышать мой герой.
– Это ради меня. Я хочу за тебя замуж, Плетнев, потому что люблю тебя!
47. Зиновий
Пока Алевтины не было рядом – дни тянулись еле-еле, а боль заполняла собой все: тело, мысли, не оставляя в душе места хотя бы для капельки света. Когда же Аля пришла, время вдруг ускорилось, а боль отступила под напором совсем других чувств – более сильных, более важных.
И все же часа выписки я ждал с нетерпением. Хотелось скорее вернуться к нормальной жизни, к работе, к сыну и к дяде Родиону. Старик меня не забывал, продолжал наведываться как минимум раз в неделю. Я видел, что руководство крупной компанией в его возрасте дается нелегко. Как только меня перевели в реабилитацию и позволили пользоваться смартфоном и ноутбуком, тут же взял на себя хотя бы часть дел.
И все же нетерпение снедало меня. Подгоняло в спину, заставляло заниматься на тренажерах на пределе сил, выполнять все назначенные процедуры и то и дело поглядывать на календарь.
Аля была рядом, перевелась из ожогового отделения в реабилитацию: там место санитарки тоже нашлось. Любимая поддерживала, приободряла меня и даже на курсы медицинского массажа пошла, чтобы самостоятельно разминать мои мышцы после тренировок.
Сомнений в том, что Алевтина любит меня, уже не было. Совсем. Наверное, впервые в жизни я был уверен в своей женщине полностью, на тысячу процентов! Но судьбе-злодейке довериться был все еще не готов. Она отнимала женщин, которых я любил, к которым был привязан, одну за другой. Я суеверно боялся, что Алю отнимет тоже.
Хотелось как можно скорее затащить малышку в ЗАГС, окольцевать – так, чтобы никто не смел на нее заглядываться. Чтобы на ее безымянном пальчике красовалось подаренное мной обручальное кольцо и сигналило всем не в меру ретивым мужикам: она в отношениях! Она занята – раз и навсегда!