Сломанная марионетка (ЛП)

— Брэнтли, — сказала моя мама, когда мы оба подошли к ней, наклонившись до моего уровня и продолжая балансировать подносом одной рукой. — Это Мэдисон. — Брэнтли, должно быть, был старше меня, по крайней мере, года на два. Он носил бейсболку и сердито хмурился. Не знаю почему, но он мне сразу же понравился.

— Привет! — Я улыбнулась, протягивая ему руку. Может быть, если бы я представилась, как следует, понравилась бы ему больше. Мама всегда говорила, что людям нравятся хорошие манеры. — Я Мэдисон. Это твои кексы? — Я подняла глаза на маму. — Это его кексы? Вот почему они синие и почему мне нельзя их есть? — Мама нервно посмотрела на Брэнтли и на меня.

— Мама? — снова спросила я. Она начала ерзать, что делала только когда нервничала.

— Да, дорогая. Почему бы вам с Брэнтли не пойти поиграть, пока мы с Луканом перекинемся парой слов. — Я, должно быть, была в замешательстве. Лукан? Подведя глаза к незнакомому человеку, что стоял рядом с моей мамой, я рассматривала черные брюки костюма, пока, наконец, не обнаружила ледяные голубые глаза, загорелую кожу и светлые волосы. Мужчина смотрел на меня грязным взглядом, который заставил меня прижаться к маминым ногам. Он опустился передо мной на колени.

— Ну, здравствуй. Ты, должно быть, Мэдисон.

Я кивнула, завернув руку в мамино платье с оборками и прикрыв ею рот.

— Да.

— Я Лукан.

— Привет, Лукан.

Он наклонился вперед, его глаза прищурились.

— Думаю, я буду называть тебя Сильвер.

Я втягиваю воздух. Брэнтли? Какого хрена? Помню часть того дня и сейчас. Помню его так ярко, что меня немного пугает, что я не помнила его до этого момента. Мы с Брэнтли встретились? Я была на его дне рождения? Остальная часть того дня немного размыта, но там было гораздо больше, потому что помню, как ехала домой с мамой и папой позже тем же вечером. Так что целый день остался неучтенным.

Может, я могу спросить у папы?

Хмурюсь, хватаясь за стеклянную бутылку. Теперь я никак не могу доверить отцу хоть что-то. Могу ли я доверять вообще хоть кому-нибудь? Я знаю, что могу доверять Татум, но опять же, в какой-то момент я полностью доверяла и отцу. Я бы вверила ему свою жизнь — и я верила ему неоднократно, но он все равно подвел меня.

Могу ли я кому-нибудь верить?

Могу ли я доверять себе?

Мой мозг затуманивается, как белый шум в ушах.

Что-то случилось. Что-то переключилось во мне с тех пор, как Бишоп задал этот вопрос. Это запустило темную часть моей души, которую я больше не хочу признавать.

Была ли я когда-нибудь в безопасности? Даже когда была маленькой девочкой, кажется, что взрослые, которым я доверяла, и люди, с которыми должна была быть в безопасности, подвели меня. Чувствуя себя более чем подавленной своими мыслями, я подношу ободок бутылки к губам, делая еще пару глотков, пока не перестаю ощущать жжение в горле, и все вокруг не немеет.

— Никому не верь. Никого не бойся. К черту всех, — шепчу я себе, откидывая длинные волосы с лица. Ухмыляясь, я иду к лестнице и поднимаюсь. Надеюсь, что у Татум не займет слишком много времени, чтобы добраться сюда, но опять же — могу ли я действительно верить ей?

Когда открываю дверь своей спальни, меня охватывает ощущение силы. Я никому не доверяю, а это значит, что никто не может причинить мне боль. Никто не может прикоснуться ко мне. Я неприкосновенна благодаря этому откровению. Меня нельзя обидеть снова. Я буду бороться за свой контроль и свою свободу, ради той маленькой девочки. Ради той сломанной части меня, которая жаждет этого. Хлопнув дверью спальни, делаю еще один глоток Джонни Уокера и смотрю в сторону своего шкафа.