— Я догадалась. Я немного помню это место, — отвечаю я, ставя свой стакан на место.
— Как много ты помнишь? — Она стремится к непринужденности, но я улавливаю заминку в ее тоне, и хотя вопрос можно истолковать как имеющий двойной смысл, она говорит это с таким этикетом, что я не сомневаюсь в ее намерениях. На самом деле, если бы я не прочитала кое-что из
— Не так уж много. Я просто помню, как он привозил меня сюда ребенком. Папа говорил, что это его свобода. Мне просто нужно было немного отдохнуть.
— О? — Это привлекает ее внимание. Я снова улавливаю ее тон. Как будто она понимает, что, возможно, показалась слишком заинтересованной, она слегка отпускает нажим своей улыбки. — Что ж, надеюсь, мы сможем тебе это дать. — Приходит официант, ставит хлебные палочки и чесночный хлеб на центр стола, и я сразу же тянусь за одной, желая чем-то себя занять, не включая допрос.
— Да. — Я пожимаю плечами, как сделал бы любой другой подросток. — Я имею в виду, только школа и мои друзья. Это все немного чересчур. Моя любовь к стрельбе только усилилась с возрастом, и я не знаю… — бормочу я. — Наверное, мне захотелось сменить обстановку и немного отвлечься.
Кация кивает, как бы понимая, но я вижу тысячу вопросов, скрытых за спокойной и собранной позой, которую она так хорошо держит.
— Как долго ты планируешь оставаться?
— Только на ночь. В понедельник у меня школа, так что я должна вернуться завтра днем.
Она улыбается в знак благодарности.
— Ну, я надеюсь, что тебе понравится твое пребывание. — Официант возвращается, ставит оба наших блюда на стол и уходит. Взяв вилку, я нарезаю лосося и кладу немного в рот, он мгновенно тает. Борясь с желанием застонать от одобрения, я медленно жую, запивая водой.
— Так вы с моим отцом все еще хорошие друзья?
Женщина перестает жевать и сглатывает.
— Ну, конечно. Я полагаю, он сказал тебе прийти сюда?
— Вообще-то, он не знает, где я сейчас. Просто села в машину и уехала. Я вспомнила это место и решила приехать сюда. — Кация кладет нож и вилку, промачивая салфеткой рот.
— Значит, он не знает, что ты здесь? — уточняет она, хотя я уже это сказала.
— Нет, не знает. Это проблема? — Наклонив голову, я наблюдаю за ее реакцией.
Ее лицо расслабляется, прежде чем она улыбается.
— Нет. Никаких проблем.
Эта сучка хороша. Во что бы она ни играла, у нее это хорошо получается. Поднявшись на ноги, она улыбается, но не настолько, чтобы улыбка достигла ее глаз.
— Чувствуй себя как дома, Мэдисон, — бормочет она таким тоном, что у меня по позвоночнику бегут мурашки. — Я уверена, что здесь достаточно всего, чтобы занять твое время. — Затем она поспешно уходит.
Вернувшись к еде, я двигаю лосося по тарелке, размышляя о том, что, черт возьми, только что произошло. Кто эта женщина и почему ее зовут Кация? Решив, что лосось слишком хорош, чтобы пропадать зря, я доедаю его до конца и запиваю водой. Откинувшись на стуле, обдумываю свои варианты, — которых, признаться, не так уж много. Я могла бы написать Нейту или Бишопу и спросить их об этой новой находке. Но это помешало бы моей цели сбежать, потому что знаю, что они оба будут здесь в мгновение ока, чтобы забрать меня. С другой стороны, они могли бы дать мне ответы, в которых я так отчаянно нуждаюсь из-за этого нового открытия.
Выдохнув, я поднимаю свой бокал и делаю глоток. Нет, я не могу этого сделать. Во-первых, у меня слишком много гордости, а во-вторых... у меня слишком много гордости. Мне придется разобраться в этом дерьме самостоятельно и надеяться, что меня не убьют в процессе. Глотая прохладную воду, я замечаю движение со стороны внешнего дворика и смотрю в его сторону. Заметив очертания шляпы камердинера, я поднимаюсь на ноги, бросаю пару купюр и направляюсь к дверям, которые открыты, впуская прохладную лесную ночь. На деревянных перилах, обрамляющих крыльцо, горят лампочки, и стоят несколько кресел-качалок, смотрящих в сторону леса. Глядя слева направо, я успеваю заметить спину мальчика, когда он поворачивается и исчезает за углом. Немного ускорив шаг, я иду за ним. Как только я поворачиваю за угол, чья-то рука прикрывает мне рот.
— Шшшш, — шепчет мне на ухо голос, прежде чем у меня появляется шанс закричать о кровавом убийстве. — Я… Я не причиню тебе вреда. Кивни, если я отпущу тебя, и ты не будешь кричать.
Я киваю, чувствуя, что уже достаточно раз уклонялась от смерти, чтобы написать книгу о том, как не быть убитой. Он отпускает, и я разворачиваюсь, мое дыхание перехватывает, когда пытаюсь замедлить свое беспорядочное сердцебиение.
— Какого хрена? — шепотом кричу я ему. — Это было необходимо?
Его реакция мгновенна.
— Да.
Мой рот закрывается, когда я изучаю его вблизи. Так он выглядит немного старше меня, теперь я вижу некоторые недостатки на его лице, но парень все еще молод. У него теплые шоколадно-карие глаза, обрамленные длинными ресницами.