Сломанная шпага

– Хотелось бы мне, чтобы все было так на самом деле!

Фламбо обернулся и посмотрел на него с высоты своего роста.

– Вы рассказали честную историю, – продолжал отец Браун, глубоко тронутый услышанным. – Честную, чистую, непорочную, такую же белую и открытую, как эта луна. Безумие и отчаяние – достаточно невинные вещи. Есть нечто гораздо худшее, Фламбо.

Фламбо тревожно посмотрел на луну, о которой шла речь; оттуда, где он стоял, черный древесный сук изгибался на фоне ночного светила, словно рог дьявола.

– Как, отец мой? – воскликнул он, сопроводив свои слова очередным французским жестом и еще быстрее зашагав вперед. – Вы хотите сказать, что на самом деле все было еще хуже?

– Хуже, – эхом отозвался священник. Они снова вошли под темный покров леса, распростершийся с обеих сторон выцветшим гобеленом стволов, словно коридор в сновидении. Когда они оказались в одном из самых укромных уголков лесной чащи, среди шелеста невидимой листвы, отец Браун заговорил снова:

– Где умный человек прячет лист? В лесу. Но что он делает, если вокруг нет леса?

– Да, да, – раздраженно поторопил Фламбо. – Что же он делает?

– Он выращивает лес, чтобы спрятать лист, – бесцветным голосом ответил священник. – Это ужасный грех.

– Послушайте! – нетерпеливо вскричал его друг, которому начинали действовать на нервы темные чащи и туманные высказывания. – Вы наконец расскажете мне эту историю или нет? О чем еще я не знаю?

– Есть еще три свидетельства, которые мне удалось выискать по норам и углам, и я представлю их скорее в логическом, чем в хронологическом порядке. Во-первых, источник наших сведений о подготовке к битве и ее исходе – это донесения самого Оливье, вполне ясные и понятные. Он окопался с двумя или тремя полками на высотах, примыкавших к Черной реке, на другой стороне которой местность была более низменной и заболоченной. За низменностью на пологом подъеме находился первый английский аванпост, подкрепленный другими, которые, однако, располагались далеко позади. Британский контингент в целом значительно превосходил бразильский, но этот конкретный полк так отдалился от своей базы, что Оливье обдумывал возможность переправиться через реку и отрезать его от главной армии. Впрочем, на закате он решил остаться на своей превосходно укрепленной позиции. На рассвете следующего дня он с изумлением увидел, что эта заблудшая горстка англичан без всякой поддержки с тыла начала переправляться через реку. Одна половина полка прошла по мосту справа, другая по броду выше по течению, а потом все собрались на болотистом берегу прямо под ним.

То, что они собрались атаковать численно превосходящего противника, занимавшего сильную позицию, само по себе казалось невероятным, но Оливье заметил нечто еще более необычное. Вместо того чтобы попытаться занять более твердую почву, этот безумный полк, оставивший реку у себя в тылу, завяз в болоте, словно мухи в патоке. Не стоит и говорить, что бразильская артиллерия проделала в их строю огромные бреши, на которые они могли отвечать лишь стойким, но быстро ослабевающим ружейным огнем. Однако они не дрогнули, и Оливье завершает свое немногословное повествование выражением глубокого восхищения необъяснимой доблестью этих кретинов. «Наконец наша цепь перешла в наступление, – пишет Оливье, – и загнала их в реку; мы захватили самого генерала Сент-Клера и нескольких других офицеров. Полковник и майор пали в бою. Не могу удержаться от искушения и скажу, что история видела немного более славных зрелищ, чем последний бой этого необыкновенного полка. Раненые офицеры подбирали ружья убитых солдат, а сам генерал был верхом, с непокрытой головой и сломанной шпагой в руке». О том, что случилось с генералом впоследствии, Оливейра умалчивает, как и капитан Кейт.

– Хорошо, – пробурчал Фламбо. – Переходите к следующему свидетельству.

– Для того чтобы найти его, понадобилось некоторое время, но рассказ будет недолгим, – сказал отец Браун. – В одной богадельне на линкольнширских болотах я разыскал пожилого солдата, который не только был ранен в битве при Черной реке, но и стоял на коленях у тела полковника, когда тот испустил дух. То был некий полковник Клэнси, здоровенный ирландец, и у меня сложилось впечатление, что он умер от ярости, а не только от вражеских пуль. Во всяком случае, он не нес ответственности за эту нелепую вылазку, навязанную генералом. Согласно моему информатору, перед смертью он произнес следующие поучительные слова: «Вон едет проклятый старый осел со сломанной шпагой. Лучше бы это была его голова». Обратите внимание, все заметили, что конец клинка был отломан, хотя большинство людей отнеслись к этому обстоятельству с большим почтением, чем покойный полковник Клэнси. А теперь перейдем к третьему свидетельству.

Лесная дорога пошла в гору, и рассказчик помедлил, чтобы перевести дух перед продолжением истории. Потом он заговорил прежним деловым тоном: