Сломанная тень

Роос порылся в блокнотике, нашел фамилию полицейского, который вчера его допрашивал:

– Яхонтов Петр Кузьмич! Как его найти?

За пару рублей договорился с толмачом-приказчиком, чтобы сопроводил. Яхонтов, как запомнил Роос, языками не владел.

– Ваш приятель альбомчик забыл! – остановил этнографа другой приказчик.

Роос, раздраженный, вернулся с порога, схватил альбом. Дорога была каждая секунда!

Глава двадцать седьмая

Начало разговора хорошего не предвещало:

– Надеюсь, знаешь, зачем вызвал!

Бенкенштадт кашлянул:

– Ваше величество! Офицер, которому поручен американец, уже наказан!

– Наказан! – проворчал император. – Только и умеете, наказывать! А офицеру этому… Офицеру этому орден следует дать!

– Орден так орден! – Бенкенштадт ничем не выказал удивления, только чиркнул карандашиком на листочке.

– Если бы не американец, – продолжил монарх, – я бы знать не знал, что в столице делается! Оказывается, прямо перед моим окном дворян режут, как кроликов! За два месяца пятерых!

Бенкенштадт снова кашлянул:

– Простите, ваше величество, но вот я об этом не слышал!

– Так никто не слышал! Киршау, видишь ли, статистику боялся испортить!

– Безобразие!

– Но это не все! Американец твой считает, что убийца – не бандит и не мазурик. Покарала этих пятерых длань Господняя! Или человек, возомнившей себя ею!

– Что за чушь!

– Я не договорил, граф. Потому что все пятеро – содомиты. Верхотуров, Репетин, Ухтомцев, Баумгартен и… – Император взглянул на листок перед собой. – И Тучин! Это правда?

Бенкенштадт потупился:

– Да, государь!

– Я полагал, что подобное непотребство присуще лишь подлым сословиям!

Заблуждение начальника не оправдывает подчиненного, наоборот, усугубляет его вину. Бенкенштадт развел руками:

– Увы, ваше величество. Содомия, как всякая зараза, не щадит никого! Крестьяне, мещане, духовенство…

– Что? Духовенство? Вы бредите, граф! Их Святой Дух охраняет!

– Чем ближе к Богу, чем сильнее искушает Дьявол, ваше величество. Увы, духовенство и, увы, увы, дворяне!

– Дворяне! – мрачно повторил император. – Где они этого понабрались? За границей?

– Юноши благородного происхождения обычно приобщаются к содомии в пажеских корпусах, школах подпрапорщиков и тому подобных учебных заведениях. Юный возраст, скученное проживание…

Император позвонил в колокольчик.

– В приемной, кажется, Иван Яковлевич ждет? – спросил он адъютанта.

– Да!

– Зови!

– Правда ли, что во вверенных тебе заведениях процветает содомия? – с ходу спросил государь у вошедшего генерала.

Тот, метнув на Бенкенштадта нелюбезный взгляд, со вздохом подтвердил.

– Да как же допустил?

– Ну как-как, ваше величество? Люди они молодые, им все попробовать хочется!

– А ты зачем? А ты куда смотришь? А? Я тебе самое дорогое, самое ценное вверил! Будущее России! А оно у тебя душу со здоровьем калечит!

– Ваше величество! Насчет души спорить не стану, вам виднее! – Ивана Яковлевича за веселый нрав любили все – даже покойный Павел Первый. – А вот насчет здоровья позволю усомниться! Откровенно вам доложу! Когда сам был в пажах, уже и тогда многие сим занимались. Я лично в паре с Ревнивцевым был! Так вот, на наше с ним здоровье это никак не подействовало!

Бенкенштадт от неожиданности рассмеялся, следом расхохотался император.

– Пусть побалуются! – продолжил ободренный Иван Яковлевич. – Выйдут в свет, пойдут амуры с бабами, само пройдет.

– А у кого не пройдет?

– Значит, на роду так написано! Ну, как с этой содомией бороться? Железные, что ли, подштанники всем надеть?

– Можно и железные!

– Нет, ваше величество, в них маршировать неудобно!

Бенкенштадт снова рассмеялся.

– Ступай, Иван Яковлевич! Ты что хочешь в балаган превратишь! – махнул рукой император. – А ты, Александр Христофорович, останься! Расскажи-ка поподробней, что ты вообще о содомии знаешь! Садись!

– Спасибо, ваше величество! – начальник третьего отделения открыл папку. Подобного вопроса ждал не первый год, потому среди бумаг носил справочку.

– Содомия существует давно, очень давно, с сотворения мира! Иудеи, согласно Моисеевых законов, карали ее смертью. От них запрет на мужеложство перешел к христианам. А вот греки и римляне, напротив, считали содомию высшей формой любви и предавались ей с удовольствием и страстью.

– Ну, не понимаю! Зачем благородному богатому человеку, у которого крепостных девок мульон, засовывать свой… ммм…

– … уд…

– … уд мужчине в задницу?

– Рискну пояснить, ваше величество! Содомиты, с их собственных слов, испытывают при сем весьма приятные ощущения, сравнимые с удовольствием, которое обычно мужчинам доставляют женщины!

– Скоты! От пресыщения уже не знают, что вытворить!

– Многие содомиты уверяют, что женщины их вообще не волнуют и любовное действо они способны проделывать только с мужчинами!

– Бесстыдники! Да как они после этого жертве в глаза смотрят?

– Еще раз рискну пояснить! Подобное непотребство они чаще всего совершают с обоюдного согласия.

– Ты смеешься надо мной, Александр Христофорович? Кто ж на такое согласие дает?

– Кое-кто за деньги, а многим нравится!