Сломанная тень

– Я представлял себе содомитов людьми с противоестественной фантазией и противоестественными наклонностями, которые насильничают! Подобно, как горцы спариваются с козами!

– Нет, ваше величество. Удовольствие испытывают оба содомита. У них даже семяизвержение наступает одновременно! И позами меняются. Сегодня ты, завтра тебя!

– Какая гадость! – брезгливо поморщился император.

– Но, учитывая вполне понятную болезненность подобного сношения, иногда содомиты удовлетворяют друг друга руками…

– Кошмар!

– Или совместно занимаются онанией…

– Боже!

– Также посредством рта…

– Все, граф, хватит! Хватит! Довольно! – Император вытер лоб платком. – Лучше исторический экскурс продолжите!

– Как будет угодно…

– Когда сия дрянь у нас появилась?

– Затрудняюсь ответить! В законах Киевской Руси не упомянута!

– Значит, не было…

– Доподлинно неизвестно! Возможно, была! Только не преступлением, а невинным баловством считалась! Как, скажем, в шестнадцатом веке! В Европе в те времена содомитов сжигали на кострах, а наши отделывались запретом посещать церковь.

– Ну, тоже весьма и весьма серьезное наказание!

– Фактически не применялось! Иначе бы церкви пустовали! Иностранные путешественники того времени пишут в мемуарах, что содомии в Московии предавался и стар, и млад!

– Брехня!

– Увы, нет! Наши летописи подтверждают! Так, старец Филофей считал, что именно содомия мешает Москве стать Третьим Римом. Содомия и двоеперстие! Полагаю, раз он их рядышком поставил, масштаб содомии был тождественен масштабу двоеперстия. А двумя пальцами тогда крестились все! Значит…

– Чушь! Не может быть!

– Ваше величество! Может! Даже цари содомией занимались!

– Клевета!

– Иван Грозный в Исповедании 1572 года покаялся в «чрезестественном грехе чресл».

– Вот тебе бабушка и Юрьев день! – присвистнул император. – Граф! Я вижу, вы свой экскурс по бумажке читаете? Дайте-ка! Так, так… А это что?

– Список, ваше величество! Содомитов из высшего петербургского общества! Сановники, офицеры, дипломаты, чиновники…

– Голландский посланник! А с виду приличный человек! М-да! Графа У. я хотел министром назначить. Ба! И этот здесь! Но ведь у него же жена! Дети!

– Некоторые содомиты могут и с дамами…

– Я не подозревал, что их столь много! Киршау недавно прожект подавал: «О введении уголовного наказания за содомию!» Так я отмахнулся, полагал, что нравственные болезни лечатся молитвой!

– Если лечатся…

– Постойте! Не сознательно ли Киршау препятствовал следствию? Чтоб не мытьем, так катаньем покончить с содомитами?

– Ваше величество, полковник Киршау – честнейший, порядочнейший человек. Я уверен, его оклеветали…

– Больше слышать о нем не хочу! Отправь его куда-нибудь подальше от столицы! И знаешь, что… Проведи-ка собственное расследование! Знаю я наших полицейских! Бедолагу какого-нибудь кнутом отделают, тот и сознается.

– Ваше величество! Третье отделение не занимается уголовными делами, – напомнил Бенкенштадт. – У нас ни опыта, ни кадров!

– Твой американец кашу заварил, ты и расхлебывай! Кстати, про американца! Передай, что я готов дать ему аудиенцию. Но при условии. Эту историю с убийствами должен забыть!

– Будет исполнено, ваше величество!

Бенкенштадт не рискнул сказать главное – что покровителем означенных в списке содомитов является собственный брат его императорского величества.

На втором этаже, где располагались нумера, Денис сориентировался (налево – с первого по десятый, остальные – направо), нашел нужную дверь и постучал. Ни звука. Неужели обманул маэстро?

– Вы к кому, господин хороший? – к Денису опасливо приближались двое.

Ничего чрезвычайного в том, что неизвестный без спроса поднялся наверх, не было – может, назначено ему, однако в руке посетитель держал пистолет, и портье на всякий случай отрядил вослед коридорного со швейцаром, а посыльного отправил к будочнику.

– В двадцать первый нумер. К приятелю! – безумный взор молодого человека настораживал, однако отвечал он миролюбиво, поэтому, переглянувшись, служащие рискнули подойти ближе:

– Позволите поинтересоваться?

– Для порядку…

– Каков из себя друг ваш?

– А я вам портрет его покажу! – Денис полез под мышку. Альбома не было! – Черт побери! Потерял! Ладно! Опишу! Глаза голубые-голубые, а под ухом родинка!

Коридорный со швейцаром снова переглянулись. Он! Жилец из двадцать первого! Вчера ночью заселился!

– Друг ваш обедают-с. В ресторации нашей! Может, и вы-с за компанию-с?

– Да! Где? Куда идти?

– На первый этаж! Пожалуйте, пожалуйте!

О пистолете Угаров позабыл, с ним в руке и в ресторацию зашел. Остановился, окинул взглядом присутствующих. Вон! В углу, перед кухней, режет ножом мясо!

Тихон вспоминал вчерашнюю погоню. Вдруг он кого-то убил? Швейцара или угаровского приятеля? Господи, не допусти! Заповедь «не убий» Тихон чтил.

Увы, гастроль окончилась фальшивой нотой. Теперь полгода будет в ушах звенеть, покоя не давать.