Сломанная тень

– Во-первых, я вас никогда не видала! – хихикнул Тучин. – Во-вторых, только деревенщина способна засунуть в бутоньерку белую розу! В нынешнем сезоне это не авантажно![74]

Тучин кокетливо хлопнул друга веером по щеке.

– А что нынче авантажно? – спросил смущенный Денис, воспринимавший собственную провинциальность как недостаток, впрочем, вполне поправимый.

– Авантажно нахалам рыло бить! – со стула рядом с Денисом неожиданно приподнялся высокий господин. – Особливо тем, кто в дамских платьях щеголяет!

К удивлению Угарова, дама пьяной выходкой не возмутилась, напротив, раскрыла объятия:

– Федор Максимович! Какими судьбами?

– Все проказничаешь? – спросил Тучина после поцелуев Терлецкий.

– Для чего же тогда маскарады?

– Смотри, доиграешься!

Прежде чем попасть в Большой театр, веселая компания вдоволь накаталась по городу. Виновниками были кучер кареты, перепутавший Медико-хирургическую академию с Военно-морским госпиталем, и Терлецкий, то и дело требовавший остановок возле питейных заведений: в каждой ресторации он опрокидывал рюмочку, а в каждом погребке – стаканчик ренского[75]. К Тоннеру добрались уже затемно. Узнав, что Илья Андреевич на маскараде, Роос выразил желание туда попасть, захмелевший Терлецкий не возражал.

– Ты зачем так вырядился? – спросил Денис друга, который вежливо отказался от предложения Федора Максимовича отметить встречу в буфете.

– Чтобы Дашкин не узнал! Не знаешь, он здесь?

– Здесь, здесь, – буркнул Угаров.

– С супругой?

– Ну да.

– Как его узнать?

– Очень просто! Нельсоном вырядился, – сообщил Угаров, однако, подумав, с сомнением прибавил: – А может, и Кутузовым…

Камердинер Петруха слыхом не слыхивал о корсарах, потому обрядил князя в венгерку, турецкие шаровары и треуголку.

– Нельсон или Кутузов? Ага! Стало быть, повязка на правом глазу! – догадался Тучин. – Постой! Не он ли?

Дашкин носился по освобожденному от кресел партеру аллюром, то и дело наступая на пятки и платья, а княгиню, будто левретку на поводке, таскал за собою за руку.

– Черт! Ни на шаг не отпускает! – расстроился художник.

– Саша! Ты ничего мне не хочешь рассказать? – неожиданно спросил Угаров.

– Хочу! Хочу, Денис! Но не сейчас…

– Может…

– Завтра! Завтра! Прости…

Тучин нырнул в толпу и сразу исчез, подхваченный маскарадным водоворотом.

– Что здесь делает Пушков? – Киршау, к удивлению Тоннера, держался подчеркнуто холодно.

– Мы условились тут встретиться.

– Нашли место!

– А почему нет? Пушков, кстати, отлично справился с заданием: выяснил, что ключи от черных дверей в доме Ухтомцева хранятся у дворников. Представляете? Рано утром, часов этак в пять, они отпирают двери, дабы принести в квартиры дрова и воду.

– Обычное дело! Что из этого?

– Как что? Таким образом убийца и проник в квартиру!

– Ерунда! Не может быть! Дворники бы заметили!

– Они и заметили! Два дня подряд, вчера и позавчера, во двор заходил монах. Якобы в ретирадник[76] ему надо было…

– Совпадение!

– Нет! Нет, Карл Федорович! Чует мое сердце, этот монах и есть убийца!

– Зашел святой человек нужду справить, а вы его в убийцы записываете! – раздраженно бросил Киршау. – В общем так, Илья Андреевич! Запомните: не было никаких убийств!

– Как не было? – оторопел Тоннер.

– Не требуйте объяснений! Расследование закончено, Пушкову я велел вернуться в часть.

– Но…

– Простите, Тоннер! С минуты на минуту прибудут император с императрицей. Я отвечаю за их безопасность! Честь имею!

– Вы нам мешаете! – без обиняков прошипела Полина, горячо обсуждавшая что-то с Кислицыным.

– Умоляю! – Юлия Антоновна схватила подругу за руку. – Илья Андреевич еле уговорил мужа оставить меня на минуту! Не прогоняй меня! Мы обещали ему никуда не отходить.

Тоннер с огромным трудом разлучил семейную пару – пока Дашкин с женой, никакая шантажистка к нему не подойдет!

– Что ж, стойте, мы сами отойдем!

– Полина! Не злись, пожайлуста! Может быть, мы с тобой видимся в последний раз! Меня завтра увезут из Петербурга! Навсегда!

– Вот как? И ты недовольна? А я, представь, мечтаю отсюда убраться! – отрезала Налединская.

Дашкина не успела удивиться – к ней подлетел Тучин:

– Любовь моя, наконец-то!

– Саша! Это ты?

– Хорошо замаскировался? Илья Андреевич, вы наш ангел-хранитель! Я, признаться, уже отчаялся подобраться к княгине!

– Да, да, спасибо, Илья Андреевич! – сделала реверанс Юлия Антоновна.

– Пошли, пошли скорей! – потянул ее Тучин.

– Но я… Я не могу…

– Сейчас или никогда! – художник нежно обнял ее за плечи.

Влюбленные упорхнули, словно торопливые бабочки-однодневки, которым надо все успеть за жизнь длиною в день.

– Сводничеством занимаетесь? – с вызовом спросил доктора Кислицын.

Тоннер пожал плечами.

– И доносами не брезгуете? – продолжал Матвей Никифорович.

– Как, простите, вас понимать, любезнейший? – Тоннер повернулся к нему. Матвей Никифорович явно искал скандала.

– Да так и понимать! Клятву Гиппократа вы нарушили! До сегодняшнего утра о беременности Полины знали только мы. Вы и я! От кого, спрашивается, узнал об этом Лаевский?

– Сударь, если вы немедленно не возьмете…