ААРОН:
Окошко чата долго оставалось пустым, и Аарон задумался, не зашёл ли слишком далеко, не рассказал ли Спенсеру слишком много. Бедный парень, наверное, в другом окошке открыл электронную почту и умолял доктора Майера найти ему нового партнёра, и Аарон не мог его винить. Большинство своей жизни он проводил в забвении под лекарствами, чтобы не приходилось иметь дело с самим собой. Зачем кому-то, кто не был вынужден с ним справляться, делать это добровольно? Понадобилось ещё две минуты, чтобы появилось следующее сообщение, и когда оно пришло, Аарон ожидал вовсе не этого.
СПЕНСЕР:
ААРОН:
СПЕНСЕР:
ААРОН:
Понадобилось несколько минут, что означало, что Спенсер тоже пытался решить, как много рассказать своей истории. Аарон не мог его винить; именно это сделал сам Аарон, когда поправлял собственную жуткую историю.
СПЕНСЕР:
ААРОН:
СПЕНСЕР:
Окошко чата какое-то время молчало, пока Аарон пытался вникнуть в то, что рассказал ему Спенсер, возможно, как и Спенсер пытался переварить историю Аарона. Наконец, выскочило сообщение с вопросом, нужны ли Аарону конспекты лекции, которую он пропустил, и неловкая тишина закончилась. Аарон и Спенсер ещё несколько минут поговорили об уроке, но после эмоционального истощения и обнажения своих душ, просто было не время заниматься проектом.
Аарон закрыл свой чат, бросил ноутбук в конец кровати и сел обратно к изголовью. Расслабившись, он уловил лёгкий запах чеснока и что-то на основе томатов. Ему понадобилась минута, но затем он определил сильный запах маминого домашнего соуса для спагетти. Её спагетти всегда были его любимыми, с тех пор, как он был маленьким ребёнком и умолял её приготовить «бискетти». Впервые за много лет, он почувствовал жжение в горле и тяжесть в груди. Он не расплакался, но сидел на грани слёз долгое время, думая о том, каково было бы потерять свою мать. После всего, через что он прошёл за последние несколько лет, это убило бы его; в этом он не сомневался.