Сломанное сердце

– … Ну не выгнала, как видишь… Да, дома у неё… Нет, она не рядом, вышла, но ты все равно капец как не вовремя… Потом расскажу, как всё прошло… Недалеко, в душ вроде… Ну да, но ничего не всё, мы только начали… Типа того… Угу, щас немножко отдохнем и опять писать начнём… Да всё супер и даже лучше… Я-то? Да я-то всегда на высоте, – коротко смеется Шаламов, и я почему-то отчетливо представляю сейчас выражение его лица, а у самой сердце сжимается до боли. – Говорю же, да, всё супер… но, блин, у тебя выражения, конечно… Напомни-ка, любопытной Варваре что там оторвали? … Да говорю, потом всё тебе расскажу… Нет ещё, не успел, позже… Нет, фоткать её я не буду… Как ты себе это представляешь? Лера, попозируй немного, а я тебя быстренько сфоткаю? Да она меня сразу пошлёт … Да какой незаметно? Да ну гон какой-то… Не-е, это палевно, придется тебе поверить мне на слово… Ну всё, давай пока, а то Лера сейчас вернется… Да у неё, наверное, останусь до утра… Блин, что у вас там творится? Что за вопли? Кто-то кого-то режет? … А-а-а, ну давай, успокаивай… Привет ей… Ну я уверен, ты уж придумаешь, что ей сказать… Угу, пока.

Привалившись спиной к стене у самой двери, я стою и не двигаюсь, хотя разговор он уже закончил. Никак не могу переварить услышанное, не получается. Умом понимаю – ведь всё яснее ясного. Даже смешно: я так боялась обжечься, и сама себе сто раз говорила, что не нужно, нельзя, пожалею. Да и про Шаламова предупредили. Но нет, все равно попала, размякла, повелась… И ведь ещё себя умной считала, серьезной и рассудительной. Верила, что в людях разбираюсь. А на деле – просто дура. А он… он – подонок.

Всё это говорю себе, а сердце рвется. Даже сейчас, после услышанного, не хочется верить, что всё оказалось вот так глупо, пошло и банально…

Боже, дай мне сил не расплакаться прямо сейчас, при нём.

Только что теперь делать? Не разборки же ему учинять: «Я тут под дверью стояла, всё подслушала и всё теперь знаю».

Интересно было бы, конечно, посмотреть, как выкрутится этот герой. Только унизительно это. А показать ему, как сильно меня это ранило – унизить себя ещё сильнее.

Да и выкрутится уж как-нибудь. Вон какой он, оказывается, прекрасный игрок. А даже если и нет, то что ему? Он собой уже доволен. Добился своего. Ликует. Как он там сказал самодовольно? Всегда на высоте. Скинуть бы его с этой высоты…

Черт, надо войти и просто его выпроводить. Я зажмуриваюсь крепко-крепко, прогоняя подступившие слезы. Вдыхаю поглубже, пытаясь успокоиться и заодно проглотить вставший в горле ком.

Убираю полотенце с головы, и ещё влажные пряди рассыпаются по плечам. Слышу, он там бродит, что-то трогает, передвигает. Делаю ещё несколько глубоких вдохов и наконец захожу.

Нет, естественно, про подслушанный разговор я ему не скажу. И ни в коем случае не дам понять, что уязвлена. Много чести ему будет. Просто выгоню вон и все дела. Ну а мне будет впредь хороший урок.

Шаламов, по-прежнему голый, стоит как у себя дома и даже не подумывает прикрыться. Только вот десять минут назад меня эта его фривольность забавляла, а сейчас неимоверно злит.

Он оборачивается на звук и впивается в меня таким взглядом, будто не я, а он подслушал только что разоблачающий разговор.

– Ты замужем? – спрашивает вдруг полуудивленно-полуразочарованно.

Тут я замечаю, что стоит он возле каминной полки.

Камин у меня электрический, разумеется, но портал у него добротный. С подиумом, массивными стойками и вместительной полкой, на которой стоят рамки с фотографиями: я с родителями, просто я, просто родители и… мы с Марком. Наше свадебное фото, про которое я вообще забыла. И которое вертит в руках Шаламов.

– Это же тот утырок… как там его… из универа?

Он, может, и утырок, но и ты недалеко ушёл, думаю я. А вслух преспокойно отвечаю, даже сама удивляюсь, как быстро удалось взять себя в руки.

– Да, замужем. Да, это Марк, мой муж.

Шаламов ставит фотографию на место и смотрит на меня ошарашенно. Если бы он обнаружил фото десять минут назад, я бы, скорее всего, выложила всё как есть. Хорошо, что он нашел его только сейчас.

– В смысле – муж? Вы не в разводе? Ты же Самарина, а он…

– Я не брала его фамилию.

– Ты… и вот он? Да ну! Бред какой-то!

– Тебе паспорт показать?

Он тяжело дышит, сжимает и разжимает челюсти, так что проступают желваки.

– Но тогда… тогда что я тут делаю?

Смешно даже. И как хочется ввернуть какую-нибудь фразочку из его телефонного разговора, но ограничиваюсь сухим и холодным тоном:

– А ты, Артём, уже собираешься и уходишь.

Шаламов смотрит так, словно это не он только что предал меня, не он растоптал вообще всё, а наоборот – я.

– Лера, что всё это значит? – подходит он ко мне. – Я не понимаю тебя. Что тогда это было?

– Что тут непонятного? Был просто неплохой секс. И всё. Теперь можешь быть свободен. Ты же не думал, что… – с усмешкой говорю я, но не успеваю закончить. Шаламов с потемневшим лицом выскакивает из спальни, чуть не сбив меня с ног.