Сломанные Крылья

Джек вскрикнул, сопротивляясь подступающему оргазму, желая продлить этот момент. Он ведь давно отчаялся когда-либо это получить, вот она, разница между сексом и занятием любовью.

— Скажи, — выдохнул Джек, пока Майка ласкал губами его подбородок — целовал, покусывал, всасывал кожу. — Пожалуйста, я хочу это услышать.

Майка толкнулся еще раз, глубоко входя в Джека и посылая искры удовольствия по всему телу. Губы коснулись чувствительной кожи у Джека под ухом, дыхание захолодило потный затылок.

— Я люблю тебя, — прошептал Майка, и Джек закрыл глаза.

Тяжесть Майкиных слов осела в груди, так что стало трудно дышать. Он ждал пустой фразы, но эта тяжесть в голосе Майки не оставляла сомнений — он говорит серьезно. Зарывшись лицом в Майкино плечо, Джек еще теснее обнял его, снова задев ладонью грубые шрамы на середине спины. Он тут же убрал руку, но Майка ничего не сказал, просто поцеловал его горло и продолжил заниматься с ним любовью.

Любовь. Джек распахнул глаза и, подняв голову, оглянулся на стол, где стоял открытый флакон смазки. Джек чувствовал, что оргазм подбирается все ближе, и дрожал от усилий сдержать его. Времени на раздумья не было, Джек просто протянул руку и сунул пальцы во флакон, а потом скольким гелем из алоэ спешно вывел руну на Майкиной спине — прямо между лопатками, в центре шрамов.

Майка, вскинув голову, замер и недоуменно посмотрел на Джека.

— Что это было? — спросил он.

Джек громко сглотнул, его руки вдруг затряслись.

— Я тоже тебя люблю, — ответил он, и потолок расцветило золотисто-зеленым светом.

Любовь была самой сильной эмоцией, потому что ей требовалось столько времени, чтобы вырасти, столько веры, чтобы окрепнуть, столько заботы, чтобы не увянуть. Этого должно хватить. Прижав ладонь к руне, Джек высвободил магию в чары, охнув, когда они мгновенно высосали из него энергию и потребовали еще. Джек чувствовал, как тонкая ткань души натягивается, и темнота разъедает ее изнутри, вгрызаясь в слабые места, но он также чувствовал, как плоть Майки заживает, грубая поверхность ожогов рассасывается, становится гладкой и мягкой, под ладонью проступают хрящи надкрыльев. Он сможет, нужно еще совсем немного.

Майка вскрикнул, впиваясь пальцами ему в спину, и Джек закрыл глаза, захлебнувшись криком, когда его душа треснула по швам. Метафизическая боль длилась всего секунду, а потом его затопило силой, горячей и ревущей, обжигающей сквозь кожу, пока она лилась по его телу в Майку. Исцеляющие чары жадно впитывали ее, а под рукой Джека проступали мягкие, нежные кожистые выступы крыльев.

Заклинание было завершено — ладонь Джека соскользнула с Майки, руки вдруг ослабли. Магия пульсировала внутри, вспыхивая золотом под веками, стуча в ушах, поднимая его, сжимая, наполняя силой, такой силой, какой он не мог себе представить. Это было чудесно. Он никогда с таким не сталкивался. Джек понял, что может все.

Внезапная, резкая боль в щеке вернула его в сознание, и он охнул, легкие жгло — он забыл, что нужно дышать. В голове гудело, кожа ныла. Какого хрена он творит? Джек уставился на Майку — тот побледнел, испуганно распахнув глаза, по его лицу плясали отблески от темного света магии. Джек попытался заговорить, сказать ему, что все будет хорошо, но не смог выдавить ни слова. Он не мог пошевелиться. Его тело скрутило судорогой, на губах выступила слюна — он хватал ртом воздух, но задыхался.

Магия рвалась наружу, струясь под кожей, но ей было некуда деваться. Джек пытался затолкать ее туда, откуда она пришла, но она отказывалась покидать его тело. Свет, танцевавший под кожей, померк, комната погрузилась в темноту, но Джек все еще ощущал, как сила беспокойно шипит внутри. Он не мог заставить ее убраться. Он застрял в собственном теле, а магии скопилось в нем так много, что он почти не мог вздохнуть. Слезы жгли глаза, собираясь в уголках и стекая к ушам. Он умрет?

— Джек? — Голос Майки, глухой и далекий, прорвался сквозь гул в ушах и рев магии. Джек почувствовал, как Майкины ладони схватили его за плечи. — Джек, что происходит? Что мне делать?

«Ничего», — попытался сказать он, но закашлялся, зубы клацнули друг о друга, а тело скрутило еще одной судорогой. Боль, вкус крови. Майка ничего не мог поделать. Вот она — цена за использование высшей магии. Он знал это, знал, но Майка… Майка же любит его. Джек посмотрел ему в лицо, на слезы, текущие по щекам, и пожалел, что не может его утешить.

Если бы он мог шевелиться, то рассмеялся бы. У него судороги, он захлебывается собственной кровавой слюной, а ему хочется одного — сказать Майке, что все будет в порядке. С ним все будет в порядке.

— Джек? Джек, я кого-нибудь приведу. Я сейчас.

«Нет, не уходи! Останься!» Но Майка его не слышал. Его лицо исчезло из виду, и Джек уставился в темный потолок, Майкины руки, тело, тепло пропали, оставив Джека в холоде и одиночестве. Он чувствовал, как из горла рвется крик — душит его. «Вернись!» Беззвучным эхом крик вибрировал внутри.