Она опустила взгляд на кота, которого все еще сотрясала предсмертная дрожь, и на Миа, склонившуюся над ним, пытаясь своим ласковым шепотом вернуть его к жизни; длинная, тонкая шея Миа была беззащитна, как хрупкий стебелек, обнаженные плечи под лямками топика вздымались.
Я видела ее бледную кожу, пульсирующую в голубых жилках жизнь.
Я видела Саммер с ножом в руке. Саммер, говорящую:
Я уже не могла мыслить ясно.
– Миа, – сказала я. И слава богу, что она послушала меня. Миа всегда меня слушала. – Беги.
– Ты уверена, что тебе не нужно сопровождение? – Эбби сдвигает свои солнечные очки – фиолетовые, с оправой в форме сердечка – на кончик носа и смотрит в упор. – Мне всегда казалось, что из меня получилась бы отличная грабительница могил.
– Я не собираюсь
– Беру свое предложение обратно. Похоже, это будет грязная работенка.
Когда я выхожу из машины, меня встречает пение птиц, словно соревнующихся друг с другом за право быть услышанными. Из-под днища старого ржавого «Доджа» выбегает кролик и удирает за полуразрушенный кирпичный коттедж, который и дал нашей улице название. Я несколько секунд стою, вдыхая ароматы сосен и земли и любуясь игрой теней листьев, трепещущих на ветру.
Август – это самый грустный из всех месяцев года: такое совершенство не может длиться долго.
Последние несколько недель Эбби проводит большую часть своего времени с Уэйдом. Когда бы я с ней ни виделась, она либо привозит его с собой, либо постоянно цитирует. Какое-то время я полагала, что она им увлечена, но когда начала дразнить ее по этому поводу, вид у нее сделался почти страдальческий.
– Нет, – сказала она. – Я увлечена не им. – Но больше не желала говорить ничего.
Что ж, так тому и быть. У Эбби появилась новая лучшая подруга, и всякий раз, когда она забывает пригласить меня потусить вместе, возникает такое чувство, как будто я пытаюсь переварить пуант. Но такова жизнь. Люди взрослеют и отдаляются друг от друга, и заводят новых друзей.
Во всяком случае, так живут нормальные люди. Я же не могу даже удержать при себе старых.
Я достаю из багажника лопату – одну из немногих полезных вещей, которые нам все-таки удалось извлечь из того нескончаемого потока мусора, который вываливается из нашего дома – а также «Путь в Лавлорн» Джорджии С. Уэллс и все страницы «Возвращения в Лавлорн», сложенные в одну коробку из-под обуви, и направляюсь в лес.
– Как это называется? – кричит мне вслед Эбби. – Поведенческая психотерапия?
Я оборачиваюсь и делано улыбаюсь.
– Расставание с прошлым.
Я легко перепрыгиваю через ручеек и зигзагами поднимаюсь на сухой берег, неся лопату на плече. Едва я успеваю пройти несколько футов по лесу, как мой телефон дзинькает – это текстовое сообщение от Эбби:
После того как отец узнал о состоянии мамы, на наш дом обрушились полчища психотерапевтов и специалистов по улучшению качества жизни, профессионально занимающихся разгребанием завалов мусора, образовавшихся у тех, кто страдает патологической страстью к накопительству, помогая моей маме справиться с катастрофой, которая нарастала уже более пяти лет. Я всегда считала, что ее страсть к накопительству хлама началась после того, как погибла Саммер и после того, как ушел отец, но оказалось, я ошибалась. Уже в течение многих месяцев перед тем, как они разошлись, папа, по его словам, обнаруживал, возвращаясь домой, что она украла несколько рулонов туалетной бумаги из общественных туалетов или напихала в ящик его прикроватной тумбочки жженых спичек и рекламных листков, выпускаемых ресторанами. Отчасти они начали так сильно ссориться и из-за этого: мама заявляла, что копит вещи, потому что несчастлива и их брак порождает у нее чувство опустошенности.
Так что это не моя вина. Это произошло не из-за меня.