Сломанные вещи

Бринн сказала бежать, и я побежала, стремительно мчась среди деревьев, чувствуя, что мое сердце пытается вырваться наружу из горла, так неистово оно билось, заглушая далекие звуки криков и тот истошный вопль, долгий, ужасный вопль (я молилась, чтобы это была Саммер, а не Бринн). Когда я наконец остановилась, а это произошло, потому что я добежала до дороги, до безопасной дороги, и навстречу мне неслась машина, ее водитель давил на клаксон – водитель, который позже рассказал полиции о девочке, выбежавшей с Брикхаус-лейн прямо перед его машиной, девочке с безумными глазами, которая плакала. Причем эта девочка выбежала на дорогу менее чем в четверти мили от того места, где позднее свободный от дежурства пожарник, рыбачивший в ручье весь день, обнаружит тело Саммер – шея, покрыта коркой запекшейся крови, и безумные глаза, в которых отражались медленно плывшие по небу облака.

– Все закончилось, не так ли? – сказала Одри, тяжело дыша и уставившись на то место, где Фантом свернулся, съежился и превратился в ничто, так что там, где он был, остался только участок голой земли. – Все действительно закончилось.

Эшли обняла ее одной рукой.

– Будем надеяться, что так оно и есть, – прошептала она.

Из «Пути в Лавлорн» Джорджии С. Уэллс

БРИНН

Наше время

Дом Хита Мура меня разочаровывает – он слишком нормален для того, чтобы в нем жила ящерица-маскирующаяся-под-человека. Может быть, я ожидала, что он будет выглядеть совсем иначе, или рассчитывала увидеть одну-две таблички с предостережением вроде Берегитесь умственно неполноценного подростка с зашкаливающим уровнем тестостерона. Но это самый обыкновенный дом, на вполне нормальной улице, над подъездной дорогой установлен обруч для игры в баскетбол, и по внешним признакам нельзя понять, дома ли этот урод.

Слава богу, дверь открывает сам Хит. Впрочем, это и неудивительно, ведь сегодня вторник, так что его родители, скорее всего, на работе, а сам он лодырь, который не делает ничего, только отсасывает из этого мира жизненные блага. И все же, все же. То, что он дома, – это добрый знак.

С секунду он просто молча стоит, воззрившись на меня с отвисшей челюстью, поэтому мне виден его толстый язык.

– Я пришла, чтобы поговорить о Саммер, – заявляю я – при этих словах он мгновенно захлопывает рот. Я не жду, когда он пригласит меня войти – тогда мне пришлось бы ждать ох как долго, – и сама протискиваюсь в дом мимо него. Странно, что такой приятный с виду дом мог приютить такую мерзкую жалкую жабу, как Хит. В гостиной собака, похожая на большой меховой шар, тявкает с собачьей подстилки, лежащей рядом с журнальным столиком, на котором тесно расставлены семейные фотографии.

Хит смотрит на меня исподлобья, держась на расстоянии в добрые восемь футов и засунув руки в карманы. Куда-то подевалась его храбрость, когда за спиной нет подручных – близнецов, похожих на чудовище Франкенштейна.

– Мне нечего тебе сказать. – Он вздергивает подбородок. – И у меня, знаешь ли, было алиби.

– Не было у тебя никакого алиби. Джейк рассказал мне, что вы, ребята, просто покрывали друг друга. Расслабься, – добавляю я, когда он начинает протестовать. – Я не думаю, что это сделал ты. Ведь совершение убийства требует, чтобы у человека в башке имелось более одной активной клетки мозгового вещества.

Своим противным языком он облизывает нижнюю губу.

– Тогда о чем же ты хочешь поговорить?

Я делаю глубокий вздох.

– Я хочу знать, что она рассказала вам с Джейком, – заявляю я, и, поскольку он продолжает смотреть на меня с тем же выражением полной тупости на лице, поясняю: – Обо мне. Об… увлечении девушками.

На самом деле мне хочется выяснить, рассказала ли она ему о том, что произошло между нами, когда она влезла тем вечером в окно моей спальни: и о том, что для меня священно и сокровенно, и о том, как она отшатнулась после того, как мы поцеловались, и о том, какая ужасная улыбка играла на ее лице, когда она потом смотрела на меня. Мне известно только одно – то, что через несколько дней слух, что я грандиознейшая лесбиянка – можно подумать, что можно быть мини-лесбиянкой – распространился уже по всей школе, и некоторые девочки отказывались переодеваться в раздевалке, если рядом была я, а сама Саммер вела себя со мной так, будто у меня заразная болезнь, причем такая, от которой через поры на твоем теле выступает кровь.