Сломанный клинок

Робер подбадривал себя этими мыслями, но сам хорошо понимал, что им-то рыцарей не победить. Хорошо, если удастся немного задержать, чтобы у пехоты было время опомниться, наладить оборону. Первый таранный удар тяжелой конницы всегда страшен, главное — выдержать его. А там, может, и устоят. Хоть бы Катрин успела удрать в лесок. Хотя и там могут найти… жаль ее, надо было с ней помягче…

Впрочем, сейчас все это уже не имело значения, сейчас он должен был приготовиться к последнему своему испытанию. После всего, что они с Аэлис наделали, после всего зла, которое произошло, ему просто не оставалось ничего другого, кроме как умереть. И хорошо бы — не струсив напоследок…

Солнце поднялось уже высоко, становилось жарко, тучи слепней и оводов вились над войском, немилосердно жаля коней и всадников. Робер тронул шпорами Глориана, подъехал к Калю, намереваясь спросить, что же делать дальше и долго ли обе армии будут вот так стоять одна против другой; но спросить не успел, увидев вдруг, что со стороны дворянского войска сюда направляются трое — пестро одетый рыцарь, а за ним трубач и знаменосец со стягом Наварры.

— Герольд, герольд, — зашумели вокруг, когда всадники подъехали ближе и можно было разглядеть на первом расшитый шелками и золотом табард с теми же, что и на знамени, цепями наваррского герба.

В сотне шагов от того места, где находился Каль со своими капитанами, герольд осадил коня и поднял руку. Протяжно, долго пропела труба, потом герольд встал на стременах.

— Высокородный Карл, король Наварры и граф д’Эврё, — громко и нараспев закричал посланец, — движимый христианским человеколюбием, а также желая избежать ненужного кровопролития, приглашает к себе доблестного капитана, именуемого Гийомом Калем, дабы немедля приступить к переговорам о мире! Кой мир он, высокородный Карл, граф д’Эврё, считает возможным и достижимым, буде обе стороны проявят необходимую в столь смутное время мудрость…

Он еще продолжал выкликать что-то, но это уже были обычные формулы вежливости, главное было сказано и услышано. Каль обернулся к Бертрану, сидевшему рядом с ним на могучем караковом брабансоне:

— Ну, кто оказался прав? Не говорил ли я, что он начнет переговоры?

— Начать — еще не значит довести их до доброго конца, — отозвался госпитальер. — Спроси, почему он не прислал заложников?

— Эй, Наварра! — крикнул Каль, именуя герольда (как того требовала учтивость) титулом его господина. — Кто поручится, что меня там…

— Я привез тебе слово короля! — ответил тот. — Какая порука весит больше?

— Не соглашайся, Гийом. — Робер подъехал вплотную, загораживая дорогу белому жеребцу Каля. — Или хотя бы не езжай один, возьми меня с собой — я однажды встречался с королем, он звал меня на службу! Может, это поможет переговорам?

Каль, уже трогая жеребца шпорами, глянул на Робера с добродушной насмешкой:

— Так он тебя и запомнил, как же! Нет, парень, зовут меня одного, и один я поеду. В случае чего, там ты мне ничем не поможешь, а здесь у нас каждый командир на счету. Ты нужен мессиру Бертрану.

— Еще нужнее мне ты, — сказал старый рыцарь. — Если тебе не дорога жизнь, подумай о тех, кто тебе доверился! Что будет с войском?

— Ну, у тебя опыта поболе моего. Как я откажусь от переговоров, коли предлагают покончить дело миром?

— Наварра лжив и вероломен, разве не он предал Марселя?! — закричал Робер.

— Капитан Гийом Каль! — крикнул герольд, багровея лицом. — Я прибыл безоружный, с королевским посланием, и негоже мне выслушивать, как подлый пес своим черным языком марает доброе имя моего сюзерена!

Робер повернулся в седле, бросив руку на рукоять меча:

— Не будь ты герольдом, змеиное отродье, я бы обрубил язык тебе, чтобы все увидели, какого он цвета! Зеленый небось, как у василиска!

— Молчи, Робер, — вмешался Каль. — А ты, мессир, не взыщи с моего молодого друга, он погорячился. Вернемся к твоему делу.

— Есть ли смысл? — надменно спросил посланец. — Если ты намерен прислушиваться к трусливым речам таких советников, как этот молокосос, то мне лучше вернуться. И да падет тогда на твою голову вся кровь, которая здесь прольется!

Гийом задумался, хмуро глядя под ноги своего коня, потом вскинул голову, молча посмотрел на Робера, на Бертрана и прощальным жестом вскинул руку.

— Я готов, — сказал он, подъезжая к герольду.

Тысячи глаз следили за всадниками, пока они медленно преодолевали расстояние между двумя изготовившимися к битве армиями. Смотрел на них и Робер, вернувшись на то место, где стоял его отряд. Он видел, как расступилась живая стена рыцарей, пропуская внутрь Каля с герольдом и сопровождавшими их знаменосцами и трубачом. Потом брешь сомкнулась. И тогда взревели трубы.

Он сам только что предупреждал Каля о вероломстве Наварры и все равно в первый миг не поверил ни ушам своим, когда услышал хриплую перекличку труб и боевых рогов, ни глазам, когда увидел, как по переднему краю рыцарей прошло движение, копья все разом опустились в положение атаки — за ними позади обнаружился второй ряд — и застоявшиеся першероны тронулись с места, медленно набирая скорость.