Сломанный клинок

— Кровь Господня! Откуда это у тебя? — Он осторожно взял и поднес к свету тяжелый золотой перстень с зеленым камнем. — Неужто успела там с какого рыцаря снять?

— Боже упаси. — Она мотнула головой и, не глядя на Робера, тихо сказала: — Госпожа подарила… зимой еще. Сказала — пусть это тебе приданое будет…

Робер быстро, словно обжегшись, положил перстень на стол. Зимой, этой зимой… значит, уже после?..

Он долго молчал, потом так же осторожно взял кольцо и протянул Катрин:

— Ну что ж, приданое и впрямь баронское! Носи, раз подарили… И за женихом дело не станет… Выходи замуж, Като. Оливье только о том и мечтает. Мужем будет хорошим, и у меня на душе легче станет, зная, что ты пристроена.

Катрин отшатнулась, будто ее ударили, потом резко отвернулась и молча замерла, опустив голову и как-то вся разом поникнув.

Молчал и Робер. Ему было жаль ее, но что он мог ей сказать? Она действительно для него вроде сестры…

И ему вспомнилось, как однажды, ровно год назад, они с Аэлис зашли к отцу Морелю, когда тот вместе с Като разбирал сушеные травы, сели в сторонке, чтобы не мешать, а потом Аэлис шепнула ему на ухо, щекоча теплым дыханием: «Как она походит на тебя, друг Робер… Бог свидетель, сестра не могла бы походить более…» Неужто прошел только год? А кажется — целая жизнь…

У него вдруг не стало дыхания от ударившей беспощадной мысли: с его отъездом порвется последняя призрачная нить, связующая его с прошлым, неповторимым, как сон, — с тем прошлым, где была она… Аэлис, его подруга, его прекрасная любовь!