Сломанный клинок

— Мадам, вы не в своем уме! — прошипел он. — Что это еще такое, как вы себя ведете? Убирайтесь отсюда! Ступайте к себе и не смейте выходить из комнаты, пока не позову!

Аэлис убежала, едва сдерживая слезы, а сир Гийом проводил взглядом последних всадников, въезжающих под арку ворот, и сердито оглянулся на негромко позвавшего его Филиппа:

— Ну, что еще тебе?

— Мессир, достопочтенный отец Сюжер просил передать, что хотел бы с вами поговорить.

— Ладно, скажи — приду.

Хорошо еще, оба итальянца с утра уехали на охоту и до сих пор не вернулись; не хватало только, чтобы Донати стал свидетелем неприличной сцены, когда госпожа чуть ли на шее не повисла у простого стражника… Да уж не тот ли это мальчишка — кровь Христова! — чью отпускную грамоту она тогда у него выманила? Что же это такое творится? То-то она добивалась, чтобы негодяя сделали стражником… Нет, но какое счастье, что этого не видел Донати! А Симон-то, Симон, старый слепой осел, куда смотрел? Впрочем, верно и то, что за ними сам Сатана не усмотрит, ну ничего, пусть только вернутся…

Развевая полы длинной домашней робы, сир Гийом ворвался в комнату дочери и застал ее шепчущейся с Жаклин. Он затопал ногами, от ярости потеряв дар речи.

— Вон отсюда, шлюхина дочь! — заорал он на камеристку, когда вернулось дыхание. — Сводница! Ты у меня насидишься в каменном мешке! Старухой оттуда выползешь, распутная ведьма!

Жаклин опрометью вылетела из комнаты. Аэлис встала и бросила на отца высокомерный взгляд:

— Не будьте смешны, мессир! Можно подумать, мы живем во времена Крестовых походов. Вы еще меня пригрозите посадить в мешок!

— А тебя к монахиням! — закричал он, потрясая кулаками. — Завтра же! В Шомон, к Беренгарии, она знает, что делать с такими, как вы! Уж там-то вы попоститесь, мадам, да еще и розог отведаете! Бог свидетель, в этом средстве вы нуждаетесь более, чем в душеспасительных беседах!

Хлопнув за собой дверью, он вдруг заметил торчавший в скважине ключ, дважды повернул его и спрятал в карман.

— Мессир, осмелюсь напомнить…

Гийом обернулся и в ярости уставился на снова возникшего перед ним нотария:

— Какого тебе черта надо, что ты таскаешься за мной по пятам?!

— Вас ждет достопочтимый аббат.

— А, дьявол, я и забыл. Ладно, идем!

— …все эти буржуа, сын мой, хотим мы того или нет, начинают узурпировать права, бывшие когда-то привилегией дворянства. Прискорбно, но что поделаешь? — Сюжер замолчал и бросил испытующий взгляд на Гийома. Тот сидел понуро, весь какой-то осунувшийся. — Ведь только что королевским указом простолюдинам разрешено носить меха и драгоценности, которые раньше дозволялись только дворянам. Мелочь, конечно, но весьма примечательная… В наше время брак дворянки с богатым буржуа не такое уж редкое дело, дорогой Гийом. Ты, я знаю, любящий отец, и счастье твоей единственной дочери должно быть главной твоей заботой…

— Счастье стать женой менялы! — возмутился Пикиньи.

— Нет, счастье стать женой молодого, богатого и блестящего во всех отношениях человека, который ее, несомненно, любит.

— Как это вдруг стало вас заботить!

— Всегда заботило, сын мой, — невозмутимо ответил аббат. — Но должен добавить еще кое-что: я наблюдал Аэлис весьма недолго, но и за этот малый срок успел подметить, что она явно неравнодушна к…

Пикиньи вспыхнул:

— Черт возьми, мессир аббат! Уж не хотите ли вы сказать, что мою дочь можно обвинять в забвении своего…

Бертье, как всегда тихо и незаметно сидевший на своем месте, поспешил вмешаться:

— Досточтимый не ошибся, мой сеньор! Я давно понял, что дамуазель отвечает мессиру Франсуа теми же чувствами.

Пикиньи обернулся и уставился на нотария непонимающе; умение улавливать мысль собеседника с полуслова ему порой изменяло. К тому же он еще был весь под впечатлением ужасного открытия: у негодницы шашни с вилланом и она не стесняется выставлять это напоказ!

— Мессир Франсуа, ты сказал? Да я сам сегодня…

— Гийом, Гийом! Отцы всегда слепы. — Аббат улыбнулся и покачал головой. — Филипп совершенно прав. Моя крестница, можно не сомневаться, будет счастлива с этим достойным молодым человеком; я неоднократно беседовал с ним во время его пребывания в аббатстве и имел возможность убедиться, что его тонкий ум и образованность оказали бы честь любому высокородному юноше… Согласись, Гийом, что он ничем не отличается от самого изысканного вельможи…

Пикиньи, до которого наконец дошло, тем временем успел успокоиться — дело начинало выглядеть по-другому. Замуж ее, замуж! И поскорее, покуда не доигралась до беды…

— Не хватает самой малости, — усмехнулся он, — родового герба.

— Если наш молодой друг предоставит Карлу этот заем, он без труда получит и рыцарское звание, и герб, и самое высокое положение при дворе.

— Юнец слишком горд своими республиканскими идеями и своим положением банкира, чтобы польститься на то, что может предложить ему Карл, я уже пытался соблазнить его королевскими милостями!

— Сейчас, возможно. Не забудь, ему всего двадцать три года. Со временем все изменится. Получив жену знатного рода, он и сам захочет позолотить свои шпоры.