Сломанный меч

Но и тот, кто вполне осознает свой долг перед людьми, видит своей целью их благо, не всегда в состоянии осуществить добрые намерения — для этого необходимо, кроме всего прочего, понимание закономерностей общественного развития. Умный от природы Исхак остается все же в кругу феодальных представлений, и когда в результате победоносного восстания становится ханом Коканда, ничего реально не делает в пользу простых людей. Он, собственно, не знает даже, с какой стороны взяться за дело. Даже в отношениях с внешними противниками его программа лишена определенности, ее можно выразить словами "поживем, увидим". Аппарат прогнившей деспотии целиком сохранен новым ханом, незыблемо и господствующее положение ислама, хотя Исхак и понимает, что религиозная нетерпимость вредна. И сами методы правления мало изменились со времен прежних владык. Так же, как и прочие деспоты, он завел систему осведомителей, которые доносят ему о настроениях подчиненных. И народолюбие нового хозяина дворца выражается не в конкретных делах по облегчению жизни низов, а в таких угрозах: "Ваши мудрые, богатые и, как вы уверяете, богобоязненные верующие готовы продать кого угодно, кому угодно. И я не стану щадить их, понятно вам? За самую малую провинность буду резать, как баранов, вешать попарно на воротах, живыми в землю зарывать!" А когда успех перестает сопутствовать Исхаку, он и вовсе теряет представление о мудрости и справедливости. "Он никому теперь не доверял, мысли его мешались, не было в них порядка, а в сердце царило смятение. За вину одного он теперь готов был утопить в крови тысячу…"

Внутренняя противоречивость характера Исхака порождена опять-таки особенностями эпохи, описанной в романе. Воспитанный в условиях полного господства религиозных воззрений, воспринявший с самых ранних лет "уроки жестокости", которые постоянно преподносила действительность, будущий вождь народного движения не мог знать тех идей, которые распространялись в передовых странах тогдашнего мира. Но уже одно то, что он инстинктивно понимал, что человечество едино и стремится к общей правде (Исхак постигал это в понятиях религиозного мировоззрения), — делает его выдающимся человеком своего времени. Возможно, что события в ханстве в дальнейшем привели бы Исхака к пониманию того, что союз и дружба с Россией необходимы отсталой стране. Но накаленная политическая атмосфера была постоянно чревата новыми осложнениями, и вскоре, после убийства в Коканде русского унтер-офицера, вооруженные силы империи выступили против "узурпатора". Характерно, однако, что Исхак не сумел осознать причин своих неудач в этой борьбе, ему казалось, что дело в отдельных личностях: "Не было бы династии мингов, не было бы и их прихлебателей вроде Абдурахмана и. прочих знатных беков. Тогда не страшен был бы и царь с его губернатором". И между тем воинство, сражавшееся под зеленым знаменем ислама, было обречено на неудачу прежде всего потому, что пыталось противостоять частям армии, которая была куда лучше вооружена и руководствовалась передовой стратегией и тактикой. Потому-то немногочисленные отряды Скобелева и Меллер-Закомельского без труда рассеивали целые орды конников и брали один город за другим.

История взаимоотношений Кокандского ханства с Россией составляет одну из важных тем романа. Однако для того чтобы читатель мог составить более полное представление о причинах и ходе борьбы, развернувшейся в семидесятых годах прошлого века в Туркестане, нам придется несколько отвлечься от событий, происходящих в романе…

Завершив колонизацию Индии, британский империализм развернул экспансию в сторону Севера. Выйдя на афганскую границу и постоянно угрожая войной свободолюбивой стране, вооруженные силы королевы Виктории посягали уже на государственную самостоятельность народов Средней Азии. Одряхлевшие феодальные образования неминуемо стали бы добычей Англии. В таких условиях единственно спасительной мерой было добровольное вхождение в состав Российской империи. (И поэтому большинство народов, населявших обширное пространство между Каспием и Тянь-Шанем, мирно объединились с Россией.)

Т. Касымбеков, однако, далек от идеализации действий царского правительства. Они, как известно, были продиктованы отнюдь не высшими Гуманистическими соображениями. То была обычная колониальная политика, экспансия сильного. Просто в той ситуации, которая сложилась на данном историческом этапе и которую так правдиво и ярко отразил писатель в своем романе, присоединение Киргизии к России было не только единственным выходом для первой, но и знаменовало собой ее шаг на пути к прогрессу.