Сломанный мир (СИ)

Эти слова показались Гэрэлу пустым бахвальством, но, к его удивлению, так и произошло: через восемь ходов он понял, что ему не выиграть, прикинул в уме дальнейший ход игры и понял, что до полного поражения ходов ему осталось именно столько, сколько предсказал Юкинари.

— Видите, я был честен. — Юкинари смотрел на него и улыбался.

— Неужели я так плохо играю? — с легкой досадой сказал Гэрэл.

— Лучше всех, кого я знаю, — ответил Юкинари. — Просто мне знакомо такое развитие партии. Я не какой-то там гений, просто у меня хорошая память, и я много играл, когда был еще ребенком. Очень много — наверное, больше, чем было мне полезно… — непонятно сказал он.

Они сыграли еще раз. Гэрэл сосредоточился, и в этот раз ему удалось выиграть, и он надеялся, что победа была честной. Затем выиграл Юкинари — или просто перестал поддаваться? С таким странным противником ни в чём нельзя было быть уверенным. Он играл великолепно, словно с самого первого хода представлял себе все бесчисленное множество вариантов развития событий на доске. Гэрэл давно уже не получал от игры такого удовольствия. Давно? Пожалуй, вообще никогда.

После четвертой партии в «Туман и облака» Гэрэл очнулся, осознав, что они сидят тут уже часа три. Наверняка у императора были и более важные дела, но он был слишком тактичен, чтобы просто прогнать гостя.

— Я так увлекся, что забыл о времени, а ведь я, должно быть, бессовестно отрываю вас от дел. Я получил огромное удовольствие от игры, государь, но, думаю, нам стоит прерваться.

Юкинари кивнул.

— Да. Вы правы, генерал Гэрэл. Простите, мне действительно пора идти…

Сожаление в его голосе было искренним. Ему явно не хватало достойных противников, и Гэрэлу была приятна мысль, что Юкинари тоже получил удовольствие от игры с ним.

Глава 5. Красивые стихи, широкие рукава

Несмотря на то, что беседа с Юкинари закончилась ничем и шансов на благоприятный исход переговоров не прибавилось, тот почему-то не передумал оказывать Гэрэлу и его людям гостеприимство, и из дворца их никто не гнал. Им предстояло гостить во дворце месяц.

Гостить в Рюкоку было странно.

Когда он жил в Стране Черепахи, все поначалу было так же ново и непонятно, но если присмотреться — логично, правильно и хорошо, а ум и природная сдержанность заменяли ему воспитание и знание этикета.

Здесь все оказалось сложнее.

Гэрэл увидел, что те, кто хочет стать своим среди аристократов Рюкоку, должны освоить целую систему знаков и символов: у любого цвета, любого растения или животного, у множества предметов и мест была своя символика. Каждое цветосочетание в одежде соответствовало определенному рангу, возрасту и даже времени года, и если кто-то надевал наряд неправильных цветов, все смотрели косо, хоть никто и не говорил, что что-то не так. Даже почерк, выбранный для послания, даже цвет бумаги мог иметь значение. Подобные символы существовали и в Стране Черепахи, но здесь это было возведено в абсолют.

Он не заставлял своих людей одеваться в шелка и учить эти цветосочетания и символы — понимал, как глупо это выглядело бы. И сам продолжал носить военную форму — чхонджусские доспехи с длинной, ниже колен, латной юбкой, укрепленной металлическими пластинами. И черный цвет формы, и узкий силуэт, перехваченный в талии широким поясом, на фоне пестрых струящихся шелков одежд придворных смотрелись словно вызов. Угрожающими черными тенями они передвигались по дворцу. И продолжали носить с собой оружие, что тоже не способствовало зарождению взаимной симпатии, — но не носить его было бы еще глупее.

Им довелось присутствовать на празднике Семи Осенних Трав. Праздник проходил вечером в саду дворца. Придворные опускали на воду разноцветные бумажные фонарики и венки, сплетенные из осенних цветов и трав — колокольчиков, клевера, серебристых колосков мисканта, — и, соревнуясь в стихосложении, по очереди читали короткие импровизации, проникнутые подобающей моменту легкой печалью. С любопытством и легкой презрительностью глядя на все это, чхонджусцы вполголоса переговаривались:

— Неужели генерал хочет превратить нас в семенящие копии этих полумужчин? Никогда не будет между нами мира. Они и через сотню лет будут называть нас варварами.

— Может, стоит кое-чему поучиться, чтобы нас перестали называть так? — с раздражением бросил Гэрэл.

Но он и сам уже видел, что солдаты правы: понимание между их народами не придет и через сотню лет.

Ему и самому этот праздник и поведение придворных казались чудовищно искусственными, но вместе с тем он был способен оценить красоту ночи, идущей на убыль желтой луны, горьковатый запах сада, которого только-только коснулось увядание. Ему нравились бумажные фонарики и то, как их разноцветные огни отражаются в черной воде ручья. В Юйгуе тоже была традиция запускать фонарики на воду или в небо, загадывая желания. Но в Чхонджу жизнь всегда была проще и суровее, и самые утонченные развлечения, которые знали его солдаты — скачки, стрельба по уткам и выпивка…