Сломи меня (ЛП)

— Этого не достаточно для меня... мне нужно добраться до него... мне нужно пойти прямо сейчас...

— Ты не можешь пойти прямо сейчас, — Кенджи выходит из себя. — Прибереги свою глупость на потом, Кент. Сейчас — больше, чем когда—либо — тебе необходимо держать себя в руках. Если ты лишишься рассудка и направишься к Омега Поинту пешком, не заботясь о своей собственной безопасности, то тебя убьют еще до того, как ты дотуда доберешься, и все шансы на спасение Джеймса будут потеряны.Ты хочешь спасти жизнь своему младшему брату? Тогда сделай так, чтобы тебя самого не убили, пока ты пытаешься его спасти.

Я чувствую, как сжимается мое горло.

— Он не может умереть, — говорю я срывающимся голосом. — Я не могу быть причиной, по которой он погибнет, Кенджи... Я не могу...

Кенджи быстро моргает, сдерживая свои собственные эмоции.

— Я знаю, чувак. Но я не могу сейчас думать об этом. Мы должны продолжать двигаться...

Кенджи все еще говорит, но я уже практически не слышу его.

Джеймс.

О, Боже.

Что я наделал.

Глава 9

Понятия не имею, как нам всем удается поместиться в этом танке. Восемь человек зажаты в тесных стенках танка, мы сидим на коленях друг у друга, и никого это даже и не волнует. Напряженность, охватившая нас, настолько ощутима, что она практически превратилась в еще одного человека, занимающего место, которого у нас нет. Я едва могу нормально думать.

Я пытаюсь дышать, пытаюсь оставаться спокойным и не могу этого сделать. Шум самолетов уже слышен над нашими головами, и меня настолько сильно тошнит, что я даже не знаю, как это объяснить. Это ощущение засело глубже, оно не только в моем желудке. Оно больше, чем мое сердце. Гораздо более подавляющее, чем мой разум. Словно мой страх стал мною; он надел на себя мое тело, словно старый костюм.

Страх — это все, что у меня сейчас осталось.

Думаю, мы все испытываем его. Кенджи управляет танком; ему каким—то образом все еще удается функционировать в этой ситуации, но никто больше не шевелится. И ничего не говорит. Никто даже не дышит слишком громко.

Меня тошнит.

О, Боже. О, Боже.

Прибавь скорости, — хочется сказать мне, но затем я понимаю, что на самом деле мне этого не хочется. Я не знаю, чего я вообще хочу: ускориться или замедлиться. Я не знаю, что ранит меня больше. Я видел, как умирает моя собственная мать, и почему—то это не ранило меня так же сильно, как это.

Меня рвет.

Прямо на циновки, которыми устлано дно танка.

Мертвое тело моего десятилетнего брата.

Меня продолжает тошнить, но ничего не выходит из моего желудка. Я вытираю рот своей рубашкой.

Будет ли ему больно, когда он будет умирать? Почувствует ли он это? Убьют ли его быстро или же ранят — как-нибудь травмируют — и его смерть будет медленной? Будет ли он в одиночестве истекать до смерти кровью? Мой десятилетний брат?

Я крепко держусь за приборный щиток, пытаясь успокоить свое сердце, свое дыхание. Это невозможно. Слезы быстро струятся по моему лицу, мои плечи дрожат, мое тело разваливается на части. Шум самолетов становится громче по мере их приближения. Теперь я могу слышать их. Все могут.

А мы еще даже не приехали.

Мы слышим, как бомбы взрываются где-то вдалеке, и именно в этот момент я чувствую это: кости внутри меня ломаются, землетрясение раскалывает меня на части.

Танк останавливается.

Нам больше некуда продвигаться. Больше нет никого и ничего, и все мы знаем об этом. Бомбы продолжают падать, и я слышу взрывы, сливающиеся эхом со звуками моих собственных рыданий, громких и удушливых, раздающихся в тишине. Теперь у меня не осталось ничего.

Ничего.

Ничего столь же любимого, как моя собственная кровь и плоть.

Я опустил голову на руки, когда тишину, окружающую нас, пронзил крик.

— Кенджи! Смотри!

Это Алиа, громко кричащая с заднего сиденья. Она выпрыгивает из танка, распахнув дверь. Я прослеживаю за ней взглядом, и только тогда вижу то, что увидела она. Мне требуется всего лишь несколько секунд для того, чтобы оказаться возле дверцы и броситься мимо нее, падая на колени перед одним человеком, которого, как я думал, я уже больше никогда не увижу.

Глава 10

Я практически полностью лишен самообладания для того, чтобы говорить.

Джеймс стоит передо мной, рыдая, и я не знаю, не снится ли мне это.

— Джеймс? — слышу я голос Кенджи. Я оборачиваюсь назад и вижу, что практически все уже выбрались из танка. — Ты ли это, приятель?

— Адди, п-прости... — он икает. — Я знаю, ты с-сказал... ты с-сказал, что мне нельзя сражаться, но я не мог здесь оставаться, я должен был п-пойти...

Я притягиваю его к себе, крепко обнимая его. Я едва могу дышать.

— Я хотел с-сражаться вместе с тобой, — заикается он. — Я не хотел б-быть ребенком. Я хотел п-помочь...

— Тише-тише, — говорю я ему. — Все в порядке, Джеймс. В порядке. Мы в порядке. Все будет хорошо.

— Но, Адди, — говорит он, — ты не знаешь, что с-случилось... я только-только выбрался, а затем увидел с-самолеты...

Я снова успокаиваю его и говорю, что все в порядке. Что мы знаем о случившемся. Что теперь он в безопасности.