Сломленная

Среда, 20 октября. В ту ночь, когда Морис заговорил со мной, я решила, что передо мной неприятная, но ясная ситуация, которую надлежит ликвидировать. А теперь я не знаю, чего я добилась, против кого бороться, следует ли вообще бороться и за что. А другие женщины тоже теряются в подобных случаях? Изабель твердит, что время работает на меня. Хотелось бы верить ей. Диане безразлично, изменяет ей муж или нет, лишь бы он уделял должное внимание ей и детям. Она не сможет мне что-нибудь посоветовать. Тем не менее я позвонила ей, так как хотела узнать о Ноэли. Она знакома с ней и ее не любит. (Ноэли делала авансы Лемерье, но он на них не реагировал: он не любит, чтобы ему бросались на шею.) Я спросила ее, с каких пор она в курсе дел Мориса. Она притворилась удивленной и уверяла, что Ноэли ей ничего не говорила — они вовсе не близки. Она рассказала мне, что в двадцать лет Ноэли сделала очень богатую партию. Муж развелся с ней — видно, был по горло сыт ее изменами; однако она добилась больших алиментов и выколачивает из него великолепные подарки. Она в очень хороших отношениях с его второй женой и часто подолгу гостит на их вилле в Ла Иапуле. Она переспала с целой кучей типов — в основном полезных для ее карьеры, а теперь, по-видимому, ей захотелось иметь солидную связь. Но если ей удастся прибрать к рукам более богатого и известного, чем Морис, она бросит его. (Я предпочла бы, чтобы инициатива исходила от него.) Ее дочери четырнадцать лет, и она воспитывается в самом снобистском духе: верховая езда, йога, платья от Виржини. Она учится в Эльзасе вместе с младшей дочерью Дианы: важничает немыслимо… В то же время жалуется, что мать ее забросила. Диана говорит, что со своих клиентов Ноэли требует непомерных гонораров, что она чудовищно заботится о свовй популярности и ради успеха готова на все. Мы поговорили о ее хвастовстве на прошлогоднем вечере. Глупо, но от этого заочного избиения мне стало легче. Это походило на колдовской заговор: в том месте, куда вставляется игла, соперница будет изувечена, обезображена, и возлюбленный увидит ее отвратительные раны. Мне казалось невозможным, чтобы нарисованный нами образ Ноэли не передался Морису. Но одну вещь я все-таки скажу: дело Рампаля вела не она.

Четверг, 21 октября. Морис немедленно встал на ее защиту:

— Так и слышится голос Дианы. Она терпеть не может Ноэли.

— Это правда, — ответила я. — Но если Ноэли это знает, зачем она бывает у нее?

— А зачем Диана бывает у Ноэли? Таковы светские отношения. Ну, так что же, — спросил он с некоторым вызовом, — что же рассказала тебе Диана?

— Ты скажешь, что все это от недоброжелательности.

— Это именно так: женщины, которые ничего не делают, не выносят женщин, которые работают.

(«Женщины, которые ничего не делают…» Эта фраза камнем легла мне на сердце. Это слова не Мориса.)

— А замужние женщины не любят, когда бросаются на шею их мужьям, — произнесла я.

— А какова версия Дианы? — спросил Морис с усмешкой.

Я посмотрела на Мориса:

— А ты как считаешь, кто тут бросился на шею другому?

— Я рассказывал тебе, как это случилось.

Да, он рассказывал в «Клубе 46», но как-то невнятно. Он предложил Ноэли провести с ним вечер, когда она привела к нему свою дочь по поводу анемии. Она согласилась, они оказались в постели… «Женщины, которые ничего не делают, не выносят женщин, которые работают». Эта фраза удивила и больно ранила меня. Морис считает, что женщина должна иметь профессию. Он очень жалел, что Колетта предпочла домашнее хозяйство и семейный очаг. Он даже немного сердился на меня за то, что я ее не переубедила. Но ведь допускает же он, в конце концов, что самовыражение женщины может произойти и другими способами. Он никогда не считал, что я «ничего не делаю». Наоборот, удивлялся тому, как прекрасно я вела дом и неусыпно следила за дочерьми. И все это без малейшего напряжения и жалоб на усталость. Другие женщины всегда казались ему или слишком пассивными, или чересчур беспокойными.

Воскресенье, 24 октября. Я начинаю проникать в смысл игры, которую ведет Ноэли. Она пытается низвести меня до уровня любящей и безропотной жены, созданной, чтобы сидеть дома. Я смогла бы сидеть с Морисом в уголке у огня. Но я считаю возмутительным, что ее он постоянно водит на концерты, в театр. В пятницу я выразила неудовольствие, когда он сказал, что был с ней на вернисаже.

— Ты же терпеть не можешь вернисажей, — возразил он.

— Но люблю живопись.

— Если бы это было хорошо, я бы пошел туда во второй раз с тобой.