Сломленные

Линди не спрашивала, почему мы с Полом поссорились — снова — и не жаловалась, что ей приходится носить для него еду, хотя платят за это мне. Я попыталась объясниться, но она только похлопала меня по плечу и сообщила, что в маленьком доме имеется свободная комната, если понадобится.

Если всё продолжится в том же духе, она мне понадобится. По ночам я слышу крики Пола, но не могу пойти к нему, и это меня добивает. Как-то раз я предприняла попытку, но дверь оказалась закрыта.

Линди с Миком наверняка задаются вопросом, что я до сих пор здесь делаю. Как может сиделка не установить контакта с человеком, о котором она, по идее, должна заботиться? Лишь вопрос времени, когда отец Пола заявится сюда и сообщит мне, что я уволена.

Но погодите-ка. Ничего же не случится, да? Ведь в таком случае Пол не сможет продолжать своё убогое существование, скрываясь от мира и не внося в общество никакого вклада.

Почему меня должно волновать то, что Пол так сильно не хотел возвращаться к миру, что пошёл на детскую сделку со своим отцом?

Меня и не волнует.

Хотя на самом деле волнует. Так волнует, что я почти физически чувствую, как это сжирает меня. Именно об этом я думаю в первую очередь, когда в одиночку отправляюсь на утреннюю пробежку. Именно об этом я думаю, когда в одиночестве пью кофе и когда обедаю в полнейшем уединении. Именно об этом я думаю каждый раз, как беру с собой в библиотеку большую старую биографию Эндрю Джексона, тая надежду, что на сей раз дверь будет открыта.

Он полностью отстраняется, и я отчасти хочу, чтобы он наконец выгнал меня, покончив со всем. Всё более ясным становится, что Пол Лэнгдон не станет освобождением, которого я ищу. Я же приехала сюда в надежде заново открыть свою человечность — напомнить себе, что я по-прежнему хороший человек, что поцелуи лучшего друга моего парня не сделали меня неисправимо испорченной.

Однако, если уж на то пошло, время, проведённое мною в Мэне, подтвердило мои худшие опасения. Другим людям от меня нет никакой пользы. Пол, может, и был сломлен задолго до моего выхода на сцену, но я совершенно уверена, что после моего отъезда ему станет хуже. С тем же успехом я могла провести его полпути к искуплению только ради того, чтобы вновь толкнуть назад, едва он начнёт чувствовать надежду.

Всё потому, что я не дала ему прийти ко мне самому.

И всё же… он ведёт себя как чёртов ребёнок.

Линди, очутившись рядом со мной, тихо вскрикивает от ужаса и тянется за тестом, которое я уродовала последние пять минут.

— Так, ладно. Твоей особенной техники замешивания теста тут хватит.

— Ненавижу его! — бью шар теста в последний раз. — Ненавижу!

Она бедром спихивает меня с дороги.

— Что ж, на мой взгляд, ты имеешь на это право.

Я резко перевожу на неё взгляд.

— Ты знаешь, что произошло?

— Нет. Я никогда толком не знаю, что с ним происходит. Или с тобой, — отвечает она, бросая тесто в смазанную маслом миску и накрывая её полотенцем, после чего уносит его подниматься. — И не желаю знать. Как и Мик, потому что мы понимаем, что в конце концов захотим проникнуться чувствами к вам двоим. Но это не значит, будто я не вижу, что, игнорируя тебя, он причиняет себе ровно такую же боль, как и тебе. А может, и больше.

В животе зарождается слабый трепет надежды.

— Да?

Она награждает меня понимающим взглядом.

— Ну, нет. Не надо бежать и выпытывать информацию из-за того, что я сказала. Но не отказывайся от него. Не смей.

Я провожу пальцем по просыпавшейся на стол муке.

— Не знаю, что должна делать до его появления, — говорю я угрюмо. — Мистер Лэнгдон ведь платит мне не за шатание без дела и не за уничтожение твоего домашнего хлеба.

— Мистер Лэнгдон платит тебе за то, чтобы ты вернула его сына в мир живых. И именно этим ты и занимаешься, пусть на данный момент твой метод и косвенный.

— Ладно, но… — прислонившись к гранитной стойке, я заваливаюсь, смещая весь вес на предплечья. — Мне скучно, Линди.

— Я думала, тебе понравились вечера вне дома. Слышала от тётушки Кали, что вы отлично поладили.

Это правда. Нам с Кали пришлось отлично поладить. Несколько раз на той неделе я захаживала во «Френчи», частично из-за того, что мне нужно было выпить, но больше потому, что я хоть как-то себя занимала, тогда как Пол-придурок оставался запертым в своём логове, как чёртов Унабомбер (прим. пер.: Теодор Качинский), или как там его. Прошлой ночью я даже съездила к Кали домой. Мы ели замороженные энчилады, выпили чересчур много вина и смотрели какие-то реально кошмарные телевизионные передачи.

Но мне нужно было найти какие-нибудь другие способы занимать своё время, помимо выпивки, хандры и попыток осилить биографии президентов. Мне нужно хобби, поручение или…

— Можешь накрыть на стол в столовой, — предлагает Линди приглушённым голосом, зарывшись с головой в холодильник.

Я поднимаюсь на ноги.

— Здесь есть столовая?

— Разумеется, в этом доме она есть.

Я закатываю глаза.

— Не веди себя так, будто это очевидно. Ты ей когда-нибудь пользовалась?

— Разумеется, нет, — отвечает она тем же прозаичным тоном.