Сломленные

— Нет, я не хочу ещё один бесконечный киномарафон, Пол. Как и не хочу провести весь чёртов день за книгами или ещё одной долгой прогулкой, где будем только мы вдвоём. Я не хочу продолжать уроки игры в шахматы, не хочу начинать новую аудиокнигу, которую ты получил по рассылке, не хочу пробовать свои силы в видеоиграх и не хочу снова идти в спортзал.

— Ты сказала, что любишь шахматы, — бормочет он.

— Дело не в шахматах! И не в шпионских фильмах! Дело не в том, люблю ли я читать с тобой у камина, хоть я и люблю. Просто это ненормально! Мы не можем оставаться здесь взаперти вечность.

Его глаза темнеют, а настороженное замешательство сменяется защитным гневом и упрямством.

Меня слегка одолевает паника, пусть злоба тоже никуда не делась. Прищурившись, я начинаю:

— Ты когда-нибудь планировал пригласить меня на ужин, Пол? Мы когда-нибудь отправимся в отпуск, даже просто отдохнуть на выходные?

Его челюсть сжимается.

— Оливия.

— Нет, постой, — прошу я, вскинув руку. — Давай я спрошу по-другому. Мы когда-нибудь покинем этот дом?

Он ничего не произносит, но его голубые глаза, твёрдые и совершенно нераскаявшиеся, остаются прикованными ко мне.

— О Боже, — отшатнувшись, говорю я, чувствуя лёгкое ошеломление, несмотря на то, что это было неизбежным с первого дня. — Ты не собираешься покидать этот дом.

Он отводит взгляд.

— Никогда? — мой голос даёт трещину.

— Послушай, почему бы нам не поехать в Кейптаун? У моего отца есть там дом, и…

— Дай угадаю, — перебиваю я. — Он полностью изолированный.

— Уединённый, — исправляет он.

— Я не могу так жить! — взрываюсь я. — Не могу прозябать свои двадцать лет, застряв у чёрта на куличиках.

Пол поднимается, сердито глянув на меня.

— С каких пор? Ты точно знала во что ввязываешься, когда ехала сюда. Чёрт, ты же поэтому и приехала сюда, разве нет? Чтобы сбежать от мира? Сбежать от чувства вины? И теперь, простив себя и увидев, что у твоего бывшего парня всё хорошо и без тебя, ты поменяла правила?

— Да! Вот, как это работает, Пол! Ты разгребаешь своё дерьмо, как тебе заблагорассудится, и в итоге справляешься. Ты двигаешься дальше.

— Я двигаюсь, — он складывает руки на груди.

— Чепуха, — я тычу в него пальцем. — Мне казалось, что ты исцелился, но на самом деле ты попросту добавил в свою коллекцию затворника ещё одну деталь. Меня.

Он не отвечает, и я разражаюсь тихим безумным смехом.

— Знаешь, я оказалась такой наивной, решив, что помогла тебе. Позволила себе думать, будто успешно вытащила тебя из твоей крошечной ямы отчаяния. Но всё наоборот, да? Это ты втянул меня в свою воронку страха и изоляции.

Он тянется за моими руками, но я отстраняюсь, и он проводит ладонью векам.

— Ты помогла мне, Оливия. Очень. Но это не значит, что я готов справляться с тычками пальцем, взглядами в упор и жалостью, столкнувшись с миром лицом к лицу.

— Ты сам эту жалость и вызываешь. Экстренное сообщение, Пол: остальному миру будет наплевать, как ты выглядишь, если это не будет волновать тебя.

— Это наивно.

— Ладно, некоторые посмотрят дважды. Некоторые могут шептаться. Но это не важно.

— Говорит девушка с идеальным, потрясающим лицом.

— Отлично, — отвечаю я, всплеснув руками. — Продолжай, пользуйся этим против меня. Придерживай в заднем кармане, чтобы разжечь в себе пламя ненависти. Всякий раз, приблизившись к нормальной жизни, просто напомни себе, что у тебя есть шрамы, и никто другой не понимает. В этом план?

— Ты ничего не знаешь! — кричит он. — Не притворяйся, будто понимаешь!

— Я никогда не пойму через что ты прошёл, Пол, или что чувствуешь, но я понимаю, что только ты можешь это контролировать. И ты выбираешь неправильный путь.

Он слабо ухмыляется.

— Так твой великий план заключался в том, чтобы мы вместе переехали в Нью-Йорк, держались за ручки и прогуливались по Пятой Авеню, рассматривая рождественские огоньки?

Я делаю маленький вдох, ведь это и есть моя мечта. Необязательно Пятая Авеню, но да. Подайте на меня в суд. Я представляю, как гуляю по родному городу, держась за руки с парнем, которого люблю. Показываю ему места, где выросла, где впервые поцеловалась, отвожу его в любимый магазинчик с капкейками.

Но я не идиотка. Он не хочет пойти даже в кинотеатр.

Пол делает продолжительный вдох, явно пытаясь взять под контроль свою вспыльчивость.

— Я бы никогда не стал держать тебя здесь, Оливия. Хочешь поехать в Портленд с Кали? Езжай. Хочешь летать в Нью-Йорк на каждые выходные? Давай. Ходи к парикмахеру, заглядывай в книжные магазины и посещай любые кинотеатры.

— Одна, — разъясняю я.

Он пожимает плечами.

— Или с друзьями. Не важно.

— Но не с тобой.

Его челюсть напрягается, и он опускает глаза на обувь.

— Не со мной.

— Вообще никогда?

Тогда он встречается со мной глазами, и то, что я вижу, разбивает мне сердце.

— Ясно, — говорю я, проглатывая отчаяние. — Так вот, из чего мне нужно выбирать. Либо жить без тебя полной жизнью, либо остаться с тобой в темноте.