Сломленные

Пол размыкает губы, будто бы собираясь возразить, но потом осознаёт истину сказанных мною слов. Он неторопливо кивает.

Я закрываю глаза, силясь отгородиться от боли, пытаясь не слышать, как отчаянно он шепчет моё имя.

Вновь Пол тянется ко мне, но я отступаю, замечая вспышку боли на его лице до того, как он позволяет равнодушию тщательно осесть в чертах его лица.

«Ага, так держать, — мысленно подстрекаю я. — Вперёд, прячься в своём укрытии». Будто бы того прогресса, что мы достигли, никогда и не было.

— Как давно я здесь? — скорее себя, чем его, спрашиваю я.

Он передёргивает плечами.

— Чуть больше трёх месяцев.

Я киваю, подсчитывая в голове, сколько времени прошло.

Достаточно, чтобы осень перетекла в зиму.

Достаточно, чтобы Пол оставил трость с хромотой, и достаточно, чтобы он начал сидеть ко мне лицом в полном дневном свету, не пытаясь укрыть от моего взгляда шрамы.

Достаточно, чтобы я поняла: произошедшее с Майклом и Итаном не делает меня ужасным человеком.

Достаточно, чтобы я безнадёжно и бесповоротно влюбилась в Пола, пусть сейчас и становится мучительно ясно, что мои чувства не взаимны.

Но самое важное для него…

— Ты выполнил требования своего отца, — произношу я со слабой, печальной улыбкой. — Я проторчала здесь три месяца.

Его лицо искажается от гнева.

— Не надо.

— Поздравляю. Ты получишь своё наследство, чек или что ты там должен был получить.

— Прекрати. Не поэтому…

— Тогда почему, Пол? Почему ты всё это время держал меня рядом? Почему притворялся полноценным человеком, когда, очевидно, используешь только одну половину?

Он моргает, слегка дёрнув головой назад от жестокости моих слов, но я не беру их обратно. Мне хочется сделать ему больно, как он сделал мне. Хочется поднять зеркало и заставить его столкнуться лицом к лицу с трусом, коим он и является.

— Я не хочу, чтобы ты уходила, — говорит он грубовато, спешно задвигавшись и притянув меня к себе, прежде чем я бы успела проложить дистанцию между нами. — Ты это хочешь услышать? Что ты мне нужна? Потому что ты нужна, Оливия. Ты мне нужна.

Я укладываю руки ему на грудь, чуть отталкивая, пусть глаза и полны слёз.

— Я знаю, — голос ломается. — Поэтому мне и нужно уйти. Это неправильно, Пол. Ни для кого из нас. Мне казалось, ты освободился от своего костыля, когда избавился от трости и растерял злобу, но на самом деле старый якорь ты заменил новым. Теперь я твоё оправдание.

Он качает головой, не понимая.

Я встаю на цыпочки, прижимаясь к нему губами в нужде прикоснуться напоследок.

А потом отстраняюсь.

— Я люблю тебя, Пол, но я не могу жить за тебя.

— Оливия! — теперь его голос отчаянный, а лицо искажено агонией, но я продолжаю отступать, несмотря на слёзы, упорно сбегающие по щекам.

— Прощай, Пол.

И ухожу. Я сделала для Пола Лэнгдона всё, что могла.

Остальное зависит от него.

Глава тридцать четвёртая

Пол

— Всё будет хорошо, Мистер Пол.

Уверен, Линди убеждает скорее себя, чем меня. Но я всё равно чуточку цепляюсь за её слова.

— Да, всё будет отлично, Линди, — отвечаю я, вымучивая улыбку. Вот к чему мне частенько приходится прибегать в последнее время. К вынужденным улыбкам. В тех случаях, когда я утруждаю себя попытаться.

Она опускает руку на толстую кипу бумаг.

— Я вырвала все самые лёгкие рецепты. С ними вы сможете приготовить что-нибудь в воскресенье, а потом всю неделю доедать оставшееся, а ещё состряпать ужины с ингредиентами из кладовки, и, конечно, не исключайте завтраки на ужин — у вас отлично получаются яйца.

Я накрываю её руку своей и слегка сжимаю, отчего удивлённый взгляд Линди устремляется к моим глазам. За всё то время, что она проработала на мою семью, я не помню, чтобы касался её хоть раз, но в данный момент мне кажется это правильным.

— Спасибо, — говорю я тихо. — За всё.

О Господи. Она сейчас расплачется, это заметно по дрожащему подбородку и тому, как она продолжает переводить взгляд с одного угла потолка на другой.

— Может быть, это неправильное решение, — чуть слезливо произносит она. — Может быть…

— Нет, — отвечаю я, отклонившись и придав голосу дружелюбности, при этом оставляя суть непреклонной. — Ты заслужила свою пенсию, Линди. Ты и Мик, вы оба.

И это правда, но я не упускаю, насколько удачно выбрано время. Спустя почти две недели после ухода Оливии обиженные Линди и Мик передали мне свои заявления об уходе. Со словами, что сказать мне об этом лично было обычной вежливостью, ведь зарплаты им выплачивал мой отец, и именно ему на самом деле они должны заявить об увольнении.

Но мне известна подлинная причина, почему они загнали меня в угол кабинета в тот день. Это не было формальностью. Так они доносили до меня свои мысли.

Так они объяснили мне, что, отпустив Оливию, я отпускаю и их.

Другими словами, если мне хочется жить одному, тогда придётся делать это в полном одиночестве.