Сломленные

Грудь сжимается, и через мгновение я понимаю, что всему виной гнев, и мне вполне по силам ударить этого мужчину за непонимание. Он когда-нибудь видел шокированное лицо маленького мальчика, после того как его мать взорвалась ко всем чертям? Или как тощая собака теряла ногу в ВМС? Орудовали ли над его лицом ножом, видел ли он настолько изуродованные тела, что даже родные матери не могут узнать в них собственных сыновей или дочерей?

Зарычав, я отодвигаю прочь эти мысли. Всех их.

Они не обо мне. Они не о моём отце. И чертовски уверен, что не о какой-то глупой сиделке, считающей, что весь мой мир вернётся на круги своя, если я съем куриный суп с лапшой.

Это о женщине, потерявшей свою школьную любовь. Это о маленькой девочке, у которой нет отца, но есть рак. Рассказ о том, как они вытащили чёртову спичку с коротким концом.

Мне не нужны деньги моего отца.

Но семье Алекса они нужны.

— То есть, если я буду хорошим мальчиком, чеки продолжат поступать?

Он встречается со мной глазами, и впервые за сегодняшний день не выглядит сердитым или испытывающим отвращение. Он выглядит печальным.

— Да. Чеки продолжат поступать.

Я глубоко втягиваю воздух через нос. Ситуация выходит поганенькой, и я в тысячный раз ломаю мозг над тем, как помочь Скиннерсам без отцовских денег. Будь это обычный вопрос покупки еды для стола и поставки Рождественских подарков под ёлку, даже с низкооплачиваемой работой, которую мог бы получить травмированный ветеран, не было бы никаких проблем.

Но лечение рака Лили требует больших денег. Денег, которые есть у Гарри Лэнгдона.

— Три месяца, — заявляю я. — Я играюсь с этой женщиной в её глупые игры три месяца, а не шесть.

Он удерживает мой взгляд в течение нескольких секунд, пока мы оба прощупываем степень обоюдной решимости, и, к моему удивлению, я выигрываю этот раунд, ибо он кивает:

— Три месяца.

И тогда, словно всё улажено, и он-таки не принимает мою жалкую жизнь, на которую я всегда плевал, и движется прямо к двери.

— Мик отвезёт меня обратно в аэропорт. Увидимся...

Его слова стихают, и я хватаюсь обеими руками за стол, уставившись в воду.

— Ага. Увидимся.

Отец мешкает в дверях, и я поворачиваюсь к нему.

— Эй, — зову я, останавливая его, пока он не исчез на ближайший месяц, три, или ещё больше до того момента, когда совесть вынудит его заглянуть ко мне снова. — Эта женщина, которая приедет завтра. Что, если я приложу все усилия, чтобы сотрудничать с ней, а она окажется ничем не лучше остальных и не сможет справиться... с Мэн?

Мы оба знали, что я имею в виду вовсе не Мэн. Проблема состоит в том, что потребуется что-то ещё, помимо здоровенной зарплаты, чтобы женщина тратила каждый свой день в наблюдении за моим изуродованным лицом и дерьмовым настроением в течение целых трёх месяцев. Проблема не в Мэне. Проблема во мне.

— Что, если она уедет до истечения этих трёх месяцев? — давлю я, думая о грустных глазах Лили и преследуемой призраком Аманде. Отец молчит несколько секунд.

— Ну... смотри, чтобы она так не поступила.

Глава третья

Оливия

Полёт из Нью-Йорка в Портленд, штат Мэн, оказывается короче, чем мне бы хотелось.

Я надеялась взять себя в руки к тому моменту, как сойду по трапу самолёта. Я бы приободрила себя всеми этими «Ты это сделаешь!» мыслями.

Реальность, как выяснилось, больше походит на острый приступ тошноты, у неё нет кнопки возврата, ибо менять что-либо уже слишком поздно.

В последнем своём письме Гарри Лэнгдон велит мне разыскать табличку с моим именем. Достаточно просто. Я выросла на земле личных водителей. Другими словами, мне известно, как найти своё имя среди моря ожидающих водителей в зале выдачи багажа.

Передвигаясь по аэропорту, я мысленно себя исправляю. В этот раз не будет классического шофёра, это будет рыбак во фланели из маленького городка штата Мэн.

Однако я ошиблась. В зоне выдачи багажа стоят всего два человека с табличками и, как и было обещано, на одной из них красуется моё имя. Но держит табличку не неотёсанный обеспокоенный отец, одетый во фланель, который оставил общество, чтобы позаботиться о своём травмированном сыне. Вместо этого я обнаруживаю статного мужчину, облачённого в чёрную униформу с одной из тех небольших водительских фуражек.

«Возможно, я не так уж далеко от дома».

Меня удивляет вычурный приём. Но, к счастью для них, я называю это «Богатые Люди».

— Мисс Миддлтон, — произносит он с кивком, когда я приближаюсь. — Есть ещё какой-нибудь багаж, который нужно забрать?

— Только этот, — отвечаю я, указывая на небольшой чемодан на колёсиках и ручную кладь. — Остальное доставят прямо к Лэнгдонам.

— Очень хорошо, — он протягивает руку за чемоданом. — Можно?