Сломленные ангелы

– Сутьяди, выводите свою группу, – прогудел голос Хэнда в гарнитуре. Затем последовала порция военного жаргона, и я в раздражении выдернул из уха наушник. Не обращая внимания на топот ног позади нас, я сконцентрировал все внимание на неподвижной голове и шее Тани Вардани.

– Наверное, это была быстрая смерть, – сказала она, по-прежнему глядя на мыс.

– Нет ничего быстрее, как поется в песне.

– Госпожа Вардани, – это был Оле Хансен, в темных, широко расставленных глазах новой оболочки которого каким-то загадочным образом все еще проглядывал электрический огонь его прежних синих глаз. – Нам нужно будет осмотреть участок, определенный под взрывные работы.

Она подавила нечто похожее на смешок и удержалась от остроты, которая напрашивалась сама собой.

– Да, конечно, – сказала она вместо этого. – Идите за мной.

Они пошли по склону в другую сторону, по направлению к берегу.

– Эй! Посланничек!

Я неохотно повернулся и увидел Иветту Крукшенк, неуверенно вышагивающую вверх по склону в своей маорийской оболочке. На груди ее болтался «санджет», телескопические очки были сдвинуты на лоб. Я стал ждать, пока она вскарабкается, и она наконец добилась цели, всего два раза споткнувшись в высокой траве.

– Как новая оболочка? – крикнул я, когда она запнулась во второй раз.

– Слегка… – крикнула она в ответ, покачала головой, подошла ко мне и продолжила уже нормальным голосом, – непривычная, если понимаешь, о чем я.

Я кивнул. Мое первое переоблачение случилось, по субъективной оценке, тридцать лет назад, объективно же миновало уже почти два столетия, но такое не забывается. Первоначальный шок перезагрузки навсегда остается в памяти.

– И какая-то, сука, бледная, – она ущипнула кожу на запястье и фыркнула. – Чего это мне не досталась такая же раскрасивая черная упаковка, как у тебя?

– Меня-то не убивали, – напомнил я. – Кроме того, когда начнет припекать радиация, ты еще переменишь мнение. Тому, что на тебе надето, потребуется где-то половина дозы антирадпрепаратов, которую придется принять мне, чтобы остаться на ногах.

Она нахмурилась:

– Ну, в конце-то концов радиация положит нас всех, разве нет?

– Это же всего-навсего оболочка, Крукшенк.

– Так-то оно так, но не одним же посланникам хочется выглядеть круто, – она издала короткий смешок и перевернула свой «санджет», удерживая его за короткий, толстый ствол слишком изящной рукой. Переведя взгляд с разрядного канала на меня, она прищурилась:

– Так что, думаешь, мог бы запасть на оболочку беляночки типа этой?

Я поразмыслил. Маорийская боевая серия отличалась удлиненными конечностями и широкими грудью и плечами. Кожа многих из них, как и той, что стояла передо мной, действительно имела бледный тон, и сразу после клонирования этот эффект проявлялся особенно ярко; но лица характеризовались высокими скулами, широко посаженными глазами, рельефными носами и губами. «Беляночка» было все же некоторым преувеличением. А что касается фигуры, то даже и под бесформенным хамелеохромным комбинезоном…

– Будешь так прицениваться, – сказала Крукшенк, – придется что-нибудь купить.

– Пардон. Просто серьезно задумался над вопросом.

– Ну-ну. Проехали. Я не так уж заморачивалась по поводу ответа. Ты здесь был на задании?

– Пару месяцев назад.

– И как?

Я пожал плечами:

– Стреляют. В воздухе свистят куски металла, ищут цель. Все довольно обычно. А что?

– Говорят, что «Клину» хорошо досталось. Это правда?

– Ну, мне, по крайней мере, показалось именно так.

– А с какой тогда стати Кемп вдруг решает при своем-то преимуществе собрать манатки и шарахнуть бомбой на прощание?

– Крукшенк, – начал я и остановился, не зная, как пробиться сквозь облекающую ее броню юности.

Ей было двадцать два, и, как все двадцатидвухлетние, она полагала себя бессмертным центром Вселенной. Да, ее уже разок убили, но пока что это только доказало справедливость тезиса о бессмертии. Ей и в голову не могло прийти, что может существовать картина мира, в которой ее взгляды не только малозначащи, а попросту нерелевантны.

Она ждала ответа.

– Слушай, – сказал я наконец. – Мне никто не сообщал, за что мы тут сражались, и, судя по тому, что нам удалось выудить на допросах из пленных, им, похоже, тоже. Я давно оставил попытки постичь смысл этой войны и советую тебе сделать то же самое, если собираешься ее пережить.

Она удивленно подняла брови, что ей пока еще трудно давалось в новой оболочке:

– Так, значит, ты не знаешь?

– Нет.

– Крукшенк! – даже с вынутым наушником я прекрасно услышал доносящийся из гарнитуры пронзительный голос Маркуса Сутьяди. – Не соизволишь ли наконец спуститься и начать отрабатывать свое жалованье, как и все остальные?

– Иду, кэп.

Она состроила огорченную гримасу и двинулась по склону. Через пару шагов остановилась и оглянулась на меня.

– Эй, посланничек.

– Да?

– По поводу того, что «Клину» тогда досталось. Это я не в осуждение. Просто повторила, что слышала.

Из-за такого проявления чуткости я не мог не ухмыльнуться.

– Расслабься, Крукшенк. Мне на это насрать. Меня куда сильнее зацепило, что ты на меня фыркнула, когда я на тебя глазел.