Я втягиваю прохладный утренний воздух, чтобы сдержаться и не выпустить отчаяние, застрявшее в горле, гневным рёвом. Если я позволю ей увидеть хотя бы
А пока я должен держать её так близко, чтобы у меня не возникало желания придушить её или толкнуть к ближайшему дереву и зацеловать до бесчувствия.
— Как давно ты бегаешь? — спрашиваю я, почти задохнувшись от глупости и никчёмности вопроса. Прошло так много времени с тех пор, как у меня был такой простой разговор, что это кажется одновременно и неестественным, и странно знакомым. Плюс ко всему, он держит мои мысли на расстоянии от того, что заполняет её розовую спортивную кофточку. Практичность подсказывает мне, что под ней у неё спортивный лифчик — наверняка розовый, — но это не мешает мне фантазировать о том, как выглядит Оливия в меньшем количестве нательного белья. Или, ещё лучше, вообще без ничего.
— Пробежки для меня своего рода новшество, — отвечает она, затягивая меня обратно в разговор.
— Я в шоке, — бормочу я.
— Ну, извини, я не Фло-Джо.
Я едва заметно улыбаюсь:
— Это единственная бегунья, которую ты знаешь?
— Возможно. Господи. Что тебя связывает с бегом? Я и не представляла, что отслеживание всяких мелочей будет частью моих рабочих обязательств, — говорит она раздражённым тоном, когда мы резко сворачиваем с тропинки, приближаясь к воде.
— Мне его недостаёт, — мой ответ прост и куда более красноречив, чем было рассчитано.
Часть меня ожидает, что она будет издеваться надо мной. Проинформирует меня, что в жизни есть более важные вещи, чем способность бегать, или же утешит меня, сказав, что есть много
Вместо этого она кивает, но не в сочувствии, а в быстром подтверждении моего заявления.
— Я начала бегать, чтобы спастись, — говорит она спустя несколько секунд тишины.
Я опускаю взгляд на её профиль, замечая, что у неё чуть вздёрнутый и милый носик.
— Спастись от чего?
Она оглядывается на меня, и на один заряжённый миг наши взгляды сталкиваются. Послание недвусмысленно: она расскажет мне свои секреты только тогда, когда я расскажу ей свои.
Чего никогда не произойдёт.
— Ты дышишь неправильно, — говорю я, отрывая взгляд от её глаз.
— С моим дыханием всё отлично.
— Нет, если ты хочешь бегать больше, чем три мили. Твоё дыхание слишком поверхностно. Тебе нужно вдыхать глубже. Задействуй диафрагму. И тебе нужно сделать так, чтобы вдохи совпадали с шагами. С твоим медленным темпом можно вдыхать на третьем или четвёртом шаге, а потом через столько же выдыхать.
— Слишком много алгоритмов для чего-то инстинктивного.
— Ты привыкнешь.
— Ладно, что ещё? — произносит она, раскинув руки. — Я кривоногая? У меня недостаточно высокий хвост?
— Просто начни с дыхания на первых пар'aх, — говорю я, начиная раздражаться, когда понимаю, как сильно хочу быть самим бегуном, а не тем, кто рассказывает кому-то ещё, как нужно правильно бежать.
— Конечно, тренер, — ворчит она.
— Итак, твоё внезапное родство с пробежками случайно не означает, что ты хочешь побыть в одиночестве?
Она хмурится.
— Не сказала бы. Зачем?
— Господи, воспользуйся подсказкой.
—
— В точку.
Она тут же останавливается и поворачивается так, что оказывается спиной прямо к дому.
— Прекрасно. Попытаюсь освоить твой приём с дыханием на обратном пути. Завтра в то же время?
— Нет. Найди другое время для пробежек.
— Мне платят за то, чтобы я поддерживала твою компанию, ты же знаешь.
— Хорошо, только делай это тихо. И издалека.
Она вздыхает, будто я какой-то капризный ребёнок.
— Так обескураживает, что никто из твоих других компаньонов не продержался дольше двух недель.
— Прощай, Миддлтон, — отзываюсь я, указав тростью на дом.
— Увидимся, Лэнгдон, — говорит она, сдвинувшись с места в обратном направлении, всё так же оставаясь лицом ко мне. — Может, проведём ещё одну небольшую викторинку утром? В обмен на твои непрошеные советы по правильному дыханию?
— Нет, благодарю.
Она игнорирует меня и кивает на трость.
— А это? Только для вида. Ты ни разу за всё это время не воспользовался ею, чтобы поддержать свой вес.
Я открываю рот, чтобы ответить, но вместо этого у меня слегка отвисает челюсть, когда до меня доходит.
Я ни разу даже и не подумал о своей ноге. Или о шрамах.
Она уже трусцой убегает от меня, а всё ещё стою на месте, несколько минут наблюдая за ней, пока она не исчезает за поворотом. А затем продолжаю свою прогулку, убеждая себя, что рад вернуться к своему уединению.
И если и есть где-то слабое затаённое чувство одиночества, то я его не замечаю.
Глава девятая
Оливия
Приняв душ, я отправляюсь на поиски Пола.