Сломленные (ЛП)

Она говорит это так, как любят говорить люди, когда не очень ждут, что их приглашение примут, и я признаю, что немного подавлена тем фактом, что, по всей видимости, мне предстоит есть в одиночестве. Моя семья всегда устраивала совместную трапезу, поэтому сама мысль о четырёх людях, живущих в одном доме и питающихся раздельно, кажется мне странной.

С другой стороны, принятие пищи в одиночку представляется гораздо менее странным, чем совместная трапеза с Полом. Если бы он вообще допустил это, особенно после того, как я себя повела. Хотя, как ни странно, я всё ещё не жалею о своей чрезмерной грубости. Оно стоило полнейшего удивления на его лице. Да и что-то подсказывает мне, что непредсказуемость — единственное, что мне понадобится, если я захочу иметь хоть какой-то шанс продолжать одерживать верх.

Линди направляется прямиком к двери.

— На кухне и в конце коридора есть телефоны, и на обоих указан номер малого дома. Как правило, я ухожу туда вскоре после того, как Пол заканчивает ужинать, поэтому, если тебе что-нибудь понадобится…

— Со мной всё будет прекрасно.

Она изучает меня целое мгновение, и я практически уверяюсь в её желании уличить меня в обмане.

Но вместо этого дверь за ней закрывается, а я стою несколько минут на месте, разглядывая парусники и желая оказаться на одном из них, уплывая подальше отсюда.

Это лишнее доказательство тому, какой приятной была моя жизнь до последней пары месяцев, когда я по-настоящему никогда и не думала быть печальной. В смысле, я никогда на самом деле не думала и о том, чтобы быть счастливой. Наверное, вы сказали бы, что я плыла по течению в безопасной, хорошей жизни.

А сейчас?

Сейчас я не могу даже вынести мысль о возвращении к своей жизни со всей её глянцевой пустотой, но и остаться в Мэне почти столь же непостижимо. Не только потому, что он мне чужд, и не потому, что Пол — совершеннейший мудозвон, который может или не может меня завести. А потому, что я не знаю, что мне делать.

Завтрашнее утро не за горами, и я жду не дождусь, чтобы приступить к оплачиваемым обязательствам: быть компаньонкой парню, который не может позаботиться о себе. Если не считать хромоты и издёвок, справляется он просто прекрасно. Даже представить себе не могу, что он захочет, чтобы я читала ему вслух классику, пока бы он барахтался в акварели. Мне вообще повезёт, если он позволит мне хотя бы находиться с ним в одной комнате.

Тщетность всего этого угрожает задушить меня, и я приступаю к разбору чемодана, который Мик поднял наверх для меня. С каждым лифчиком, забрасываемым в верхнее отделение комода, я продолжаю надеяться, что это поможет моему мозгу признать, что я остаюсь.

Но вместо этого мои мысли ступают на более смехотворный путь… размышляя над тем, какой лифчик Пол хотел бы увидеть больше всего. Размышляя о том, какими были бы ощущения, если бы он снимал его с меня. Размышляя…

О Боженьки, Миддлтон. Ты в одной порочной мыслишке от становления отвратительной извращенкой.

Когда я чищу зубы и умываю лицо в небольшой, но современной ванной, я с удивлением осознаю, что устала, несмотря на то, что солнце едва зашло. Я задаюсь вопросом, стоит ли мне проверить «Мистера Пола», но исходя из того, как свирепо он смотрел на меня и как я выскочила из его пещеры немногим ранее, мне не кажется, что ещё одна встреча с ним сегодня принесёт нам какую-нибудь пользу.

Переодевшись в пижаму, я сворачиваюсь калачиком на огромной кровати, уложив щеку на руки, вглядываясь в тёмное небо. Наконец ускользая в сон, я вижу не живописные водоёмы и лодки. Я вижу сердитые губы и восхитительные голубые глаза.

Впервые за долгие месяцы мои сны не об Итане. И не о Майкле.

Сегодня мои сны о ком-то куда более опасном, чем парни из моего прошлого. 

Глава восьмая

Пол

В старшей школе я относился к футболу как к чему-то важному. И он всегда мне нравился, хотя и никогда не был моей настоящей страстью, как бы глупо это ни звучало.

Честно говоря, я был наполовину разочарован, когда мой тренер сделал меня КБ в начале первого курса. Квотербеку не нужно много бегать.

Вот моя страсть. Бег. Метание мяча с кучей других парней было ничем по сравнению с наплывом, который я получал от бега.

Прилетев в Афганистан, я бегал каждый день. Я бегал вокруг базы так часто, как только мог, после прибытия туда. А после возвращения… ну, скажем так: моё будущее содержит столько же надежды на способность бегать, сколько и на возможность летать.

Но у меня есть секрет.

Незначительный. Убогий, честно говоря. Но о нём никто не знает. Ну, я подозреваю, что Мик и Линди вполне могут знать, но они не осмеливаются упомянуть об этом.

Правда заключается в том, что бег — единственная область в моей жизни, в которой я позволяю светить крохотному лучику надежды. Не настоящей надежды. Потому что я не могу позволить себе думать, что это произойдёт. Однако я мечтаю о том, чтобы вновь начать бегать.