Слон для Карла Великого

– Если его никто не хочет заполучить в качестве раба, значит, вас устроит любая цена. Вы хотите сорвать сделку из жадности? Пятнадцать шиллингов – вот мое последнее предложение. По рукам?

Грифо теребил кошель на поясе. Он переводил взгляд с Танкмара на протянутую руку незнакомца.

Хриплый, как карканье, голос Розвиты прервал торговлю.

– Этот чумной калека мой. Я дарила ему свою любовь, а он обокрал меня. Для такого благородного господина, как вы, его близость слишком опасна. Оставьте мне вшивого грабителя, а я в наказание за его неблагодарность вырежу свое имя у него на животе.

Она встала. Слезы текли по ее морщинистому лицу.

Безумие, казалось, окончательно овладело ею. Ничего в жизни не желал Танкмар так сильно, как покинуть это место навсегда. Не заключи Грифо сделку, он будет считать виноватым его, Танкмара, – если только сумасшедшая ведьма не зарежет его раньше. Теперь все зависит от него. В конце концов, он хозяин своей судьбы.

Ноги Танкмара отяжелели, но он заставил себя встать. Казалось, в жилах у него вместо крови свинец. Он не услышал резкого приказа Грифо оставаться на месте. Шатаясь, он поднялся перед человеком в красной одежде и уставился на загнутые носки его сапог. Грифо пролаял свой приказ еще раз, однако незнакомец жестом приказал ему молчать.

– Господин, – хриплым голосом сказал Танкмар. От отчаяния у него перехватило дыхание. Он сглотнул. – Господин, я – Танкмар-горшечник. Да, я сакс. Моя родина находится на большой реке Альбия[5], там, где начинается Маршланд[6]. Из-за войны я стал рабом, но сам никогда не воевал против франков. Из-за ноги, понимаете? Это правда, что я едва могу ходить. Даже стоять мне больно. Но я могу работать. И я хочу верно служить вам, если только вы дадите мне такую возможность. Увезите меня отсюда, господин! Здесь меня ожидает смерть.

– Какое мне дело до твоих желаний, невольник? Даже если твоя кровь окрасит целое море в красный цвет, я поплыву по нему, не моргнув глазом. Если тебя повесят, это станет для меня потехой. Раб, который выдвигает требования! Здесь живет безумие. Да к тому же ты еще и вор!

– Я никогда не брал ничего, что принадлежит другим, – поклялся Танкмар и тут же вспомнил о своей добыче, которую все еще держал в руках. – Цепочка старухи, господин, – это всего лишь ошибка. – Умоляюще взмахнув руками, он поковылял к чужаку. – У нее есть кинжал, знаете, и…

Кулак Грифо ударом в левый глаз свалил его с ног, как ураган трухлявое дерево. Торговец с трудом сдерживал ярость:

– Простите! Он слишком молод и не привык к жизни в неволе. Вы предлагаете пятнадцать шиллингов? Да, значит, пятнадцать шиллингов, – процедил он сквозь зубы.

Чужак глубоко вздохнул. Он долго смотрел на Грифо и наконец произнес:

– Вам следовало бы убить этого урода. Освободите себя от этой напасти. Это ничтожество даже в качестве раба не имеет никакой ценности.

И с этими словами он повернулся, чтобы уйти, но застыл на мгновение, повернулся и сказал Грифо:

– Кстати, это был гордиев узел, который Александр разрубил мечом. Не фригийский. И никто Александра не связывал.

И чужак медленно удалился, затерявшись среди портового люда.

В лагере невольников воцарилось молчание. Грифо беспомощно размахивал руками, словно в поисках опоры, и неслышно шептал какие-то слова. Он тяжело дышал, а лицо его стало пурпурно-красным.

Ни от кого из рабов не укрылось, какую унизительную отповедь получил Грифо. Пятьдесят мужчин и женщин, застыв, сидели на месте, ожидая, что гнев их хозяина сейчас падет на их головы – окаменевшее войско перед битвой с более сильным противником.

Именно Розвита подала сигнал к наступлению. Из ее беззубого рта вырвался хриплый звук, нарушивший напряженную тишину. Это было, скорее, язвительное карканье. Но этот звук эхом отозвался в других невольниках. И вдруг со всех концов раздался язвительный смех.

– Прекратить! – пронзительно заорал Грифо. – Немедленно прекратить! Вы всего лишь невольники! Ваша жизнь ничего не стоит. Я утоплю вас всех!

Его голос стал еще тоньше и пронзительнее. И тут смех превратился в настоящую бурю.

И тут Розвита подскочила к Грифо. Она неуклюже заплясала вокруг него. Жирный работорговец стоял, словно окаменев, и эта его неподвижность, казалось, только распаляла безумие тюрингской ведьмы. Все быстрее она прыгала вокруг Грифо, похабно поднимая свои лохмотья, топая тощими ногами по земле под смех рабов. Когда она начала плести в воздухе руками невидимые нити, строить рожи, плеваться и проклинать Грифо, работорговец задрожал и согнулся.

– Одна голова, один глаз, одна нога. Вот сколько стоит жизнь. – Розвита повторяла эти слова как заклинание, вертясь вокруг Грифо. Было ли это колдовство или лишь бессвязные слова безумной женщины? Действия их так никто и не увидел.

Танец Розвиты прервался так же внезапно, как и ее жизнь. Дважды хищные лапы Грифо ловили пустоту, но затем ему удалось схватить старуху за голову. Когда он сломал ей шею, этот тихий звук заглушил гомон рабов. И снова над лагерем повисла тишина.

Тело Розвиты упало в пыль.

2