Англичанин вздрогнул – у входа в мастерскую стоял инспектор Леос. Он скептически оглядывал раскиданные повсюду инструменты, рулоны чертежей, разобранные модели.
Джеймс указал на газету, прикреплённую к стене на самом видном месте.
Там карикатурно изображался злобно оскаленный робот, крушивший стены синагоги. А на спине его сидел весело хохочущий карлик, в котором можно было уловить явное сходство с изобретателем.
– Куда-нибудь далеко. А вот эти картинки придают мне решимости.
– Вас полностью оправдали. Мало кто знает, как всё было, отсюда все эти слухи и домыслы.
Джеймс печально покачал головой и поднял с пола макет головы Аттилы.
– Нет, я всё решил. Во-первых, я и правда отчасти виноват в пожаре. А во-вторых, этот робот – лучшее, что я когда-либо создавал. Но он настолько похож на голема, что я просто не могу, не хочу его повторять! К тому же я всегда мечтал отправиться изучать изобретения Леонардо. Говорят, и у него была попытка создать механического человека.
– Признаться, я… мы с Кэт тоже думаем уехать.
Джеймс удивлённо посмотрел на Леоса, тот покраснел.
– Она мне правда нравится, но здесь нам вместе и шагу не дают ступить.
Англичанин засмеялся.
– Выходит, «слухи и домыслы» пронимают и вас, инспектор? А что вы думаете о Флоренции?
Тем же вечером по засыпающим улицам Праги, гудя и выпуская пар на поворотах, промчался автомобиль. За рулём, всё в том же шлеме и круглых очках, сидел изобретатель. Рядом с ним, придерживая шляпку и радуясь ветру и скорости, расположилась Катаржина. Сзади, среди ящиков и коробок, изо всех сил держался за сиденье бледный инспектор Леос. Езда на автомобиле ему так и не полюбилась, и он уже который раз мысленно подсчитывал, сколько же им добираться до Италии.
По серой от пепла дороге шёл мальчик. От его жилища осталась груда камней, от соседних домов – лишь чёрные остовы. Здесь ему больше нечего делать. Но какая-то неведомая сила мешала ему уйти, заставляя раз за разом проходить по улицам квартала-призрака.
Там, где раньше стояла синагога, он вдруг остановился. Здание разрушилось полностью и почти всё ушло под землю. Но среди серых камней что-то блеснуло и заставило мальчика подойти ближе. Перегоревшие в огне глиняные черепки превратились в чёрное стекло и теперь блестели в тусклом свете как графит. Между ними лежало что-то белое. Мальчик сунул руку и вытащил тонкую трубочку пергаментного свитка, совершенно не тронутого пожаром.
Четыре буквы. Тетраграмматон. Он сжал свиток в кулаке.
И улыбнулся.
Игнус из племени воронов
Йана Бориз
Он никогда не видел собственного отражения. Наверное, в те времена ещё не изобрели зеркал, не полировали их, не дышали, наводя морок из жемчужного пара на серебряный обман. А до водной глади, призывно бликующей за крышами крайних домов селения, зовущей в неизвестность и обещающей свободу, он ни разу не доходил. Почему? Потому что тяжёлая цепь на ноге опасно бренчала, натягивалась, тянула назад.
– Маэстро, зачем мне эта цепь? – отважился спросить Игнус лет пять-шесть назад. Он точно не помнил, сколько ему в тот год исполнилось, но огромный нос уже горбатился на пол-лица, а нестриженая макушка доставала учителю до груди.
– Она убережет тебя, – маэстро погладил по затылку холодными жёсткими пальцами, пахнущими кислотой и птичьим помётом, – видишь, вороны кружат над деревней? Они – прорицатели и провидцы – ждут удобного момента, чтобы подхватить тебя и унести в свою стаю. А цепь удерживает моего мальчика.
– Маэстро, зачем воронам меня красть?
– Потому что ты один из них, такой же провидец. Но твой дар рукотворный. Я много лет потратил, чтобы изобрести эликсир, которым тебя потчевал с пелёнок. Скоро не ты один, скоро все люди смогут предвидеть будущее, и на земле станет больше справедливости и… меньше глупых ошибок.
– Маэстро, если все люди смогут предвидеть будущее, то что же станет со мной? – Игнус испугался. Он ничего не умел делать, кроме как нюхать огромным носом разные предметы и отвечать на продуманные, точные вопросы: выживет ли хозяин этого ножа, стоит ли выходить замуж за того, кто носит этот ремень, идти ли в дорогу с тем, у кого на ногах эти башмаки.
– Ты, мой мальчик, всегда будешь на голову выше остальных. Чтобы достичь твоих высот, детей надлежит готовить с младенчества, – учитель снял шляпу, вытер лоб, задумчиво сплёл седые локоны в косицу, – и это наступит когда-нибудь, мой мальчик, но нескоро… Нескоро.
Игнус хотел задать ещё один тревоживший вопрос: а доживёт ли до этого времени сам маэстро. Но не посмел. Он заглянул в усталые бледно-голубые, как будто выцветшие или выгоревшие от бесконечных экспериментов глаза, проглотил слова и ушёл. Скоро ужин, надо помечтать.