Слон меча и магии

Ворон не прилетел; назавтра снова пришёл маэстро со счастливыми лучистыми глазами, похвалил, покормил, уходя, оставил леденец. Вкуснятина, о которой Игнус и мечтать не смел, но почему-то сытой радости в животе не прибавилось. Он не стал, как обычно, доедать крупу до последнего мазка раскисшей жижи, которую следовало тщательно отполировать кусочком ржаного хлеба. Четвертинку порции оставил, спрятал, завернув в бумажку. Уж что-то, а прятать еду за эти годы он здорово научился. Ночью, когда деревня улеглась спать со своими лошадьми и коровами, с обидами, грехами и нескончаемыми сомнениями, Игнус подошёл к окну и высунул наружу ладонь с угощением. Его губы беззвучно зашептали призыв к стае. «Вороны, вороны, вы древнее, вы мудрее! Я из вашего племени! Научите меня, подсветите путь. Я в вашей власти, я один из вас». Никто не прилетел. Босые ноги замёрзли, ночная прохлада не щадила отступников. Онемела рука, протянутая вверх, к щели в оконной раме, худенькая, неуверенная рука, до самого плеча вынырнувшая из огромного чёрного рукава. Повторяя раз за разом слова своей придуманной на лету, выпавшей из крыла-рукава мольбы, он слышал запах свободы, в который чародейски вплёлся аромат чистой кожи и надушенного лавандой платья. Утро застало его спящим на полу. Угощения в комнате больше не было.

В тот день над деревней разразился ливень, промочил старые улицы, несчастных крестьян с их заботами. Нечинёная крыша расплакалась; учитель досадливо крякнул:

– На сегодня отменю просителей, льёт тут. Но ничего, мой мальчик, скоро будет готов новый дом, и… – тут он осекся, ведь в новом доме не предполагалось места для Игнуса, – ну и эту крышу починим в конце концов, – маэстро довольно побренчал в кармане монетами, спрятал предназначавшийся прорицателю обед и ушёл.

Еда оказалась холодной, ложка стучала о красную глину, как шаги. Игнус перестал есть, задумался о прошлой ночи, о своей просьбе, оставшейся без ответа. Стук продолжался. Это не ложка! Это чёрный ворон сидел за окном и тарабанил крепким клювом по раме. Узник отбросил недоеденный обед, подбежал к окну. Ворон смотрел внимательно и серьёзно, не мигая и не отводя взгляд. Игнус знал, что окно не отворялось, и знал, почему: чтобы Вороны не прилетели за своим и не забрали главный приз долгих трудов маэстро – чудо-отрока с даром прорицателя. Но сегодня ему требовался дождь и собеседник, учитель в этом качестве уже наскучил. Он подобрал с полу тарелку и легонько ударил по стеклу. Напротив чёрного крыла поползла трещина, ещё один удар, и острый, смертельный кусок стекла оказался в руке, в комнате, а в окно залетел запах туч и спрятанного за ними солнца. Ворон что-то держал в клюве. Провидец протянул руку, в ладонь упал ключ. Зачем? Взгляд немного задержался на нём, потом оторвался и пополз ниже, к ноге, к закованной в цепь лодыжке. Широкий чёрный рукав на миг закрыл железный обруч, прошелестел крылом над цепью, и вот уже узник не чувствует её извечной тяжести. Нога обомлела и возликовала, а следом и всё его худенькое неизбалованное тело.

«Если учитель узнает, то убьёт», – пронеслось в голове, но запах мокрой листвы и прибитой пыли оказался слишком силён и могучим дыханием вытеснил полезные мысли. Рука сама собой вытащила остатки стекла из окошка. Ворон улетел на ветку и мок под дождём, чего-то ожидая. Игнус выбрался на крышу, подставил голову дождю – впервые в жизни. Капли пахли волшебством и непредсказуемостью. Казалось, нет другого пути, как развернуть рукава-крылья, взмахнуть ими и спланировать на мокрый пустой двор.

Худенькое, никогда не евшее досыта тело приземлилось, как птенчик, выпавший из гнезда. Больно, но ничего не сломано. Он встал на ноги, непривычно покачиваясь от лёгкости, не скреплённой цепью, и побежал. Деревня стелилась по оба крыла, в окнах светились камины и удивлённые лица, а он всё бежал, и бежал, и мечтал, и нюхал, и поражался многообразию. Окончательно выбившись из сил, Игнус упал на колени на берегу маленького озерца, что блестело за деревней. Ливень прекратился, ветер утих, водная гладь лежала первозданной простынёй в опочивальне древнего леса.

– Карр, – послышалось сзади.

Игнус обернулся. На ветке пышного дуба сидел мокрый ворон и смотрел не мигая. Беглец перевёл взгляд снова на озеро, посмотрел вниз, где легонько колыхалось его отражение. Из воды ему испуганно подмигнули разные глаза – один зелёный, а второй коричневый.

Зеркала зеркал Александр Лепёхин

Лошадь выглядела ухоженной, дорогой.

Упряжь на лошади тоже сообщала о благосостоянии владельца – но не надсадным покриком зазывалы, приманивающего толпу на ярмарке, а уверенным, спокойным тоном бывалого солдата, которого наниматель спросил о цене. Возможно, в такой беседе всплыло бы даже, что удивительно встретить подобную роскошь в этих краях… Но это стало бы лукавством.