…Неуклюжий Слон / Усиленно пытался их (Адама и Еву) развлечь, / Вращая гибким хоботом…
Поначалу у смотрителя слонов в парке Фламинго создавалось впечатление, что у его любимицы Элли вошло в привычку пускать ветры, стоило ему только появиться в слоновнике. Он подумал, что она только и ждет, чтобы он повернулся к ней спиной, и тут же издает громоподобный звук, который можно скорее ожидать от объевшегося горохом красноносого клоуна в каком-нибудь третьеразрядном цирке, нежели от благовоспитанной индийской слонихи средних лет. Он даже стал называть ее «Элли-пук» — конечно, когда рядом не было директора. Но, прислушиваясь к странному звуку в течение нескольких дней, смотритель понял, что ошибался: «непристойный» звук исходил не из кишечнотрубного органа, а из диаметрально противоположного конца ее трехтонного тела. Да, этот прерывистый громоподобный звук был неумышленным — очевидно, Элли сама была сыта этим по горло, и уж совсем не входило в ее намерения наслаждаться смущением человека, который приходил подмести пол и подбросить сенца на подстилку. Но что поделаешь, хобот отказывался повиноваться хозяйке.
Слоны всегда пребывали в числе моих излюбленных пациентов. Первой зоологической драмой, свидетелем которой мне довелось стать, когда я, будучи студентом, проходил практику в зоопарке Белль-Вю в Манчестере в 1951 году, было посмертное вскрытие старого слона, у которого все суставы были изъедены остеартритом — в те времена упомянутый недуг был страшным бичом этого вида животных, да и сейчас у меня сжимается сердце, когда меня вызывают к захромавшему слону: вдруг придется поставить этот диагноз! Там же, в Белль-Вю, я в ходе многочасовой операции впервые удалил слону зуб, но потерял своего пациента из-за развившегося у него отека легких: тогда еще не были придуманы современные безопасные и реверсивные анестезирующие средства. А сколько было других случаев!.. В одном итальянском цирке я благополучно удалил у слона опухоль размером в мяч для регби; в зоопарке в Норфолке мне довелось выручать слона, у которого в глотке застряло яблоко; в Германии я очищал слону кровь, пропуская ее через машину, генерирующую озон, и затем возвращая в кровеносную систему владельца. Никогда не забыть мне восьмилетнюю слониху в одном зоопарке в Аравии — она страдала хронической болезнью сердца. Я прописал ей сушеную наперстянку, которую ей скармливали каждый день, смешивая с люцерной; в результате состояние ее здоровья существенно улучшилось. Не говоря уже о том, что я сотни раз делал слонам педикюр — удалял переросшие или вросшие в тело ногти с помощью шлифовальной машины «Блэк энд Деккер» и надевал носки из мешковины, пропитанные формалином для уничтожения грибков на ногах. Не раз приходилось мне лечить грыжу у слонят, вшивая под кожу живота пластиковую сетку для поддержания слабых мышц вокруг пупка. Ну и конечно же многочисленные проблемы с зубами. У слонов странный зубной аппарат: зубы у них подвижны, нередко случаются зажимы, приносящие множество проблем ветеринарам, в том числе вашему покорному слуге. Тягостное это зрелище, когда страдающий от зубной боли слон колотится головой об дерево или об стену — от таких ударов стена или дерево в конце концов валятся, но животному от этого легче не становится. При помощи молотков, долот и рычагов я удалял зубы слонам в маленьких итальянских цирках и столичных зоопарках, а один раз даже на эспланаде одного туристического курорта на Майорке. Если правда, что боеспособность солдата зиждется на его желудке, то благополучие слона зиждется на его ногах и зубах. Содержи эти две премудрые части в порядке — смотришь, великан дотянет лет до ста.
Со слонихой Элли, красой и гордостью парка Фламинго, где в 1969 году я служил штатным ветеринаром и заместителем директора, и в самом деле случилось что-то необычное. Надо сказать, мы с ней были в дружеских отношениях с самой первой нашей встречи. Она обнюхала меня с ног до головы своим хоботом, пошарила по моим карманам и, найдя там пластину жевательной резинки, тут же вытащила и слопала ее вместе с бумажкой, урча от удовольствия, словно гигантская кошка. Милое, довольное урчание слонов — один из моих самых любимых звуков животного мира. Еще люблю, когда мурлыкают тигры: «пру-уч, пру-уч» — это они с тобой разговаривают; когда плаваешь в бассейне с косатками, с ними тоже можно поддерживать разговор, подражая их свистящим звукам. Нечего греха таить — любим мы, двуногие, когда братья наши меньшие — в частности дикие — питают к нам привязанность. Вот только достаточно ли много мы делаем, чтобы заслужить ее? Бог знает…