Слоновая кость

Каникулы в родном доме обернулись кошмаром, и я хотела вернуться в квартиру, в привычную обстановку. Попытаться забыть обо всем, что произошло, и снова почувствовать, что контролирую то, что происходит вокруг.

После каникул наверняка знала лишь три вещи. Первое: жизнь находилась в реальной опасности, второе: отец скрывал огромное количество тайн, и третье: я по уши втрескалась в телохранителя.

23 Марфиль

Во время обратного рейса в Нью-Йорк Себастьян летел первым классом рядом со мной. Без просьб взял меня за руку и практически не отпускал ее весь полет. Я чувствовала, что нервничаю. Конечно, думала обо всем, что произошло с тех пор, как меня похитили, но также и о нас с Себастьяном: какие отношения у нас будут? Совместное проживание раньше было напряженным, а после того, что пережили за последнюю неделю (и теперь понимая, что по-настоящему влюблена в него), не знала, как буду вести себя в его присутствии.

Внутри меня бушевала полномасштабная война. Жизнь, какой я ее знала, изменилась так, что в списке приоритетов оказалась не только моя безопасность, но и жизнь мужчины, который сидел рядом со мной с закрытыми глазами, в то время как его большой палец неустанно гладил мою ладонь. Хотела повернуться и положить голову ему на грудь, уснуть, прижавшись к нему, чтобы он гладил меня по волосам, пока не засну, как делал во время полета в Луизиану, но что-то внутри меня изменилось. Казалось, уже ничто не было таким, как до поездки, не только из-за того, что мы едва не погибли в аварии, но и из-за всего, что Себастьян сделал и сказал в те дни. Все это ожесточило, заставило осознать, что, если не буду беречь сердце, могу стать воплощением величайшей неразделенной любви в истории.

Больше не могла выносить его замкнутость, молчание и дистанцию. Когда закрывала глаза, видела его перед собой, губы в миллиметре от моих, руки на моем теле. Чувствовала его прикосновения, слышала биение сердца над своим – самое изысканное наслаждение, какое только можно испытать.

Во время полета мы мало разговаривали. В аэропорту, когда направлялись к парковке, я знала, что Себастьян будет вести себя так, как будто ничего не случилось, что его поведение останется таким же, как всегда, и эта мысль вместо того, чтобы злить, опечалила.

Оказавшись в машине, я положила подбородок на кулак и смотрела из окна на величественные здания, проплывающие мимо. Неважно, сколько времени прожила в этом городе: всегда буду чувствовать себя здесь ничтожным муравьем.

Не сразу поняла, что направляемся не в квартиру, а пересекаем Бруклинский мост в противоположном направлении. Когда наконец оторвала взгляд от дороги и повернулась к Себастьяну, он уже парковался перед рестораном из красного кирпича. Это было на берегу Гудзона, и я вздохнула с облегчением, заметив, что мы не очень углубились в Бруклин. Я переняла многие предубеждения из-за людей, с которыми общалась с тех пор, как приехала в город, но Тами обожала Бруклин. Несколько раз бродили по улицам, посещая художественные галереи в Бушвике, красивом и очень модном районе, который часто посещали малоизвестные, но очень талантливые художники.

– Что мы здесь делаем?

Себастьян вынул ключи из замка зажигания и повернулся.

– Пришли поужинать лучшими гамбургерами в Нью-Йорке.

Меньше всего на свете ожидала от него что-то подобное. Прежде чем успела что-либо сказать, он вышел из машины и направился ко входу в ресторан.

Быстро вышла из машины и догнала его как раз в тот момент, когда он остановился, чтобы открыть передо мной дверь.

– Зачем ты привел меня сюда?

– А ты как думаешь?

Растерянно моргнула.

– Потому что хочешь, чтобы растолстела? – ответила, заметив, что настроение начало понемногу улучшаться и на губах невольно заиграла улыбка.

Себастьян смотрел на меня несколько эфемерных секунд.

– Привел тебя сюда потому, что нужно было снова увидеть твою улыбку.

Замерла и почувствовала, как тысячи бабочек запорхали внутри. Не дожидаясь, пока отвечу, он кивком головы указал на вход. Место представляло собой нечто среднее между традиционным рестораном и заведением быстрого питания, типичный американский дайнер, но в этом было свое очарование.

Сели за столик в углу, и когда официант подошел и спросил, что собираемся заказать, попросила Себастьяна заказать мне то же самое, что и себе. Когда принесли еду, распахнула глаза в неподдельном изумлении.

– Неужели то, что впервые в жизни стал милым, повлияло на способность считать? – спросила я, недоверчиво глядя на все, что официант ставил перед нами. – Нас только двое.

– Я ем за четверых, – невозмутимо ответил он, расставляя тарелки. Меня порой удивляло, с каким маниакальным любопытством я всегда наблюдала за Себастьяном. Во время нашего совместного проживания не упускала возможности изучить его привычки. Не то чтобы он был педантичен, но в некоторых вещах, например в еде, старался, чтобы все было идеально.