Слоновья тропа (ЛП)

Он открыл глаза, в глубине его зрачков промелькнула какая-то неясная эмоция, и Гермиона задержала дыхание. Она не знала, что это, но точно не что-то злое, – никто еще никогда так на нее не смотрел.

– Это травма для мозга. Связи распадутся. Они тебя не вспомнят.

– Ты не можешь этого знать.

– Я знаю об этом лучше, чем кто-либо еще, – он стиснул челюсти. – Я это видел.

– Это было…

– То же заклинание.

– Я никому не говорила про заклинание, ты не можешь этого знать! Ты ничего не можешь знать, только если Рон или Гарри не рассказали кому-то, кто разболтал кому-то еще, и даже тогда, что, как, где…

– Я знаю! Не могу сказать, откуда! Я не должен даже… Надо дать им это до или сразу после контрзаклинания.

– Что надо…

– Зелье!

– Зелье? – Гермиона сверлила его глазами, ожидая, что вот сейчас он рассмеется, но Малфой оставался серьезным. – Ты заявляешься в дом моих родителей, пытаешься мне помочь, чтобы тебе перестали плевать в спину, а затем говоришь о зелье? И думаешь, я поверю? Всему? Ты всерьез полагаешь, что я возьму у тебя какое-то варево, дам его своим родителям? И только потому…

– Я же сказал, это надо сдел…

– Я тебе не верю!

– Зачем еще я был бы здесь? Считаешь, что хочу отравить твоих родителей, лишь бы добить тебя? Если бы я хотел этого, сделал бы так, что ты никогда бы не догадалась, кто за этим стоит, избежал бы травли и заключения в Азкабан! Если ты посмотришь с логической точки зрения…

– С логической точки зрения, ты не должен быть здесь или хоть что-то знать о произошедшем! С логической точки зрения, я все равно отправлю тебя в Азкабан, если ты сейчас…

– Зачем мне врать тебе про…

– Не знаю! Чтобы причинить им боль, причинить боль мне…

– Я уже…

– …зелье, которое, по твоим словам, предотвратит то, о чем я даже не слышала. А когда ничего не произойдет, скажешь, что оно сработало! Возможно…

– Зачем…

– Чтобы очистить свое имя! И выглядеть хорошим человек, когда на самом деле ты не…

– Тогда не заботься о моем имени! Просто дай им это чертово…

– Не дам! Я…

Она повернула голову, когда его взгляд скользнул к двери, и пропустила бы движение Малфоя, не дернись ее палочка. Гермиона отпрянула назад, когда Драко направил в ее сторону свою палочку, и швырнула в противника проклятие. Он блокировал его, но она атаковала снова и снова. Малфой умело выставлял защиту и пытался пробраться к двери.

Гермиона выбросила вперед руку и скинула врага с крыльца. Тот ударился спиной о землю и тут же перекатился в сторону, спасаясь от очередного заклинания. Через секунду уже был на ногах, и следующий луч из ее палочки попал в дерево, когда Малфой аппарировал.

С безумными видом Гермиона огляделась, крутанулась и потянула на себя входную дверь. Задержав дыхание, шагнула в дом и осторожно дошла до конца коридора. Сердце билось так сильно, что грудь болела, а голова кружилась от страха и смятения. Родители негромко переговаривались, и их голоса сливались в монотонный гул, и раз уж не раздавались крики ужаса, значит, Малфоя внутри не было. И магическое сражение, развернувшееся на крыльце, осталось незамеченным.

Действовать надо было быстро. Она не знала, вернется ли Малфой, и видели ли что-то соседи. Ей и вправду не хотелось пугать родителей аппарацией в свою квартиру перед снятием заклятия, но времени было крайне мало.

Гермиона отступила, осматривая второй вход и заглядывая в кухню. Громко сглотнула, услышав, что беседа в гостиной продолжается, и сделала шаг вперед. Кухня вела в столовую, которая выходила в еще один коридор. Гермиона повернула к гостиной, и разговор стал громче – она смогла разобрать такие слова как странный, латынь, Венделл, посмотрела на него.

Когда она добралась до комнаты, они оба сидели на диване лицом к первому коридору. Гермиона замерла в дверном проеме, не доверяя половицам, что скрипнули под ее ногами, когда она входила сюда первый раз. Сделала четыре глубоких вздоха, пытаясь замедлить биение сердца, и подняла палочку.

Заклинание далось легко. Она репетировала его столько раз, что уже давно сбилась со счета, и провела много времени, готовя себя к этому. Сейчас было проще, чем тогда, когда она накладывала первые чары. Основная трудность заключалось в знании того, что последует дальше. Но Гермиона сомневалась, что существовало хоть что-то, что родители могли ей сказать и чего она сама себе еще не говорила. И не знала, было ли нечто, что могла от них услышать и пожалеть о том, что же она натворила.

Хозяева дома сидели так тихо, что она испугалась: неужели сделала что-то не так? Единственным, что осталось во всей вселенной, была дрожь ее спертого в груди дыхания, но Гермиона могла поклясться: еще чуть-чуть и раздастся взрыв целого мира.

Вместо этого зазвучал голос, ее отец произнес:

– Господи.

Мама уронила вазу, которую взяла, чтобы поправить цветы, – она всегда возилась с растениями, когда нервничала. Эту самую вазу Гермиона трансфигурировала из маленькой стеклянной лягушки в начале третьего года обучения в Хогвартсе. Посудина разлетелась на дюжину осколков.

Отец вскочил на ноги, когда Гермиона заговорила: