Слоны Ганнибала

— Бывает так, — взволнованно сказал Невий, — в погоне за героем истопчешь дюжину сандалий и доживешь до седых волос, а он рядом, только ты его не замечал. Он еще мальчишка, желторотый юнец. Он еще сам не знает, кто он такой. И не успеешь глазом моргнуть, как слава уже осенила его своим крылом. Ему уже завидуют. Его уже ненавидят. И тогда понимаешь, что тебе надо торопиться, чтобы не опоздать. И не будет тебе покоя, пока не встретишься с ним и не узнаешь, как его звали сверстники, с кем он дружил, кого любил. Я был в лагере Фабия и знаю, что его в детстве звали «Овечкой». Год я провел с Ганнибалом в Капуе и могу поклясться, что его единственная страсть — ненависть к Риму. А что мне известно о Публии Сципионе? Он спас отца при Требии. Захватил Новый Карфаген. Но это знает каждый. А как он нашел себя? Кто его учитель?..

— С моим учителем ты уже давно знаком, — перебил Сципион.

Поэт недоумевающе взглянул на своего собеседника.

— Военному делу меня учил Ганнибал, — сказал Сципион. — Я обязан ему больше, чем отцу. Я был самым прилежным учеником Ганнибала. Я изучал его военную мудрость, как охотник изучает повадки зверя. Я знаю его сильные и слабые стороны. Порой мне кажется, что я знаю его мысли.

На орхестру вышел хор фиванских старейшин в длинных белых одеждах. Зазвучала печальная песня. На сцене показались две женщины. И с первых слов Антигоны: «Сестра моя любимая, Исмена, не знаешь разве, Зевс до смерти нас обрек терпеть Эдиповы страданья», видно было, что у этой хрупкой женщины львиная душа. Легкий взмах ее руки передавал всю боль и всю любовь на свете.

— Публий Корнелий Сципион! — послышался голос ликтора.

Сципион с нетерпением взял протянутый ему клочок папируса. Он знал, что этот крошечный свиток доставил голубь. Много лет назад, когда пуны начали поклоняться Афродите Эриксинской, они стали посылать в Карфаген посвященных Афродите голубей. Голуби летели над морем, отделяющим Сицилию от Карфагена, и безошибочно находили храм Афродиты в Карфагене. Через девять дней голубей отправляли назад в Сицилию. Пуны верили, что вместе с белокрылыми храмовыми голубями на девять дней в Карфаген с горы Эрикс переселялась сама богиня. Этот обычай навел находчивого Килона на мысль: а нельзя ли воспользоваться храмовыми голубями как вестниками? Тем более, что город Лилибей, у стен которого находился лагерь Сципиона, был под горою Эрикс.

Сципион развернул записку. В ней всего лишь два слова. «Птичка клюнула». Но эту записку Сципион ждал почти год, терпеливо снося насмешки и оскорбления. Нет, он не «забыл о своем назначении», как писал анонимный доносчик. Он просто ждал. Этим тупицам война представляется по старинке схваткой героев на глазах у выстроившихся воинов или в лучшем случае — заранее предусмотренным и направляемым полководцем движением манипул. Им видно только то, что происходит на сцене. Что они знают о лазутчиках, проникающих во вражеские города и лагеря, о победе, подготавливаемой годами, о голубе Афродиты?

— Извини, сказал Сципион Невию. — Наш разговор останется незаконченным. Этой ночью я отплываю в Ливию [98].

ПОСЛЕДНЯЯ ХИТРОСТЬ

Поручив коня Килону, Сципион вступил в царский шатер. Рядом с Сифаксом сидела молодая женщина в белой, высоко подпоясанной тунике. Собранные в пучок волосы покрывала жемчужная диадема, оттенявшая их черноту. При виде Сципиона царица опустила глаза, и тень длинных ресниц легла на бледные щеки.

Много раз встречался Сципион с Сифаксом в своем или его лагере. Царь всегда был один. Даже старому знакомому Сципиона, Вермине, не разрешалось присутствовать при переговорах, решающих судьбы войны. Теперь же рядом с Сифаксом сама Софониба, дочь Ганнона. Ее появление в Цирте много лет назад, как это теперь известно Сципиону, было причиной неудачи посольства. Рим не получил нумидийских всадников. Что же сулит присутствие этой красавицы теперь? Может быть, отчаявшись в помощи богов войны, пуны решили прибегнуть к услугам Афродиты? Или сам Сифакс хочет показать, что он не намерен бросить в беде соотечественников Софонибы и согласен лишь на посредничество для заключения справедливого мира? Пусть так. «Мне сейчас важно оттянуть время», — думал Сципион.

— Тебе не помешает моя жена? — спросил царь вставая.

Сципион заметил, что на нем впервые корона из перьев, которую нумидиец носил в Цирте.

— У меня нет ни от кого секретов, — ответил Сципион. — Тем более их нет от дочери Ганнона. Мне известно, что в Карфагене один Ганнон искренне стремится к миру и дружбе с народом Рима.

Софониба сидела, не поднимая головы, словно речь шла не о ее отце. Только по напряженно вытянутым рукам Сципион понял, что царица внимательно его слушает.

— Тебе, человеку мудрому и беспристрастному, — продолжал Сципион, — будет нетрудно убедить пунов, что предложенные мною условия мира вовсе не суровы. Ты ведь знаешь, что Ганнибал четырнадцать лет опустошает Италию [99], и четыре тысячи талантов, которые должен заплатить за это Карфаген, — лишь малая доля наших убытков и потерь.