А еще я просто не хотел браться за новую работу, что бы там ни пытался советовать внутренний голос.
– Запомни и передай своему хозяину вот что. Дословно! Вы, лихачи из Фронтира, чужаки в Уре и многого не знаете, – только это вас отчасти и извиняет. Меж тем в этом городе есть определенные правила. И одно из них – просить помощи Выродка следует лично, дрожа и голосом, и телом, ибо цена такой услуги может оказаться непомерной. Если к завтрашнему утру близкий барону человек еще будет жив… пусть приходит сам. В этом случае я еще изъявлю милость подумать, стоит ли принимать его предложение.
С этими словами я повернулся и зашагал прочь. То есть хотел зашагать, но случилось нечто, изумившее меня до глубины души. Лакей вдруг прыгнул следом и с криком:
– Да постойте же!.. – вцепился в рукав.
Простолюдина, попытавшегося подобным образом остановить благородного нобиля, могли прилюдно отходить плетьми до крови (это при условии, что оскорбленный аристократ не продырявит его на месте выпадом шпаги). А чтобы смертный пытался хватать за одежду одного из детей Лилит?! Такой наглости я и припомнить не мог.
Одно слово – Фронтир. Они там все без царя в голове.
Прежде чем я успел опомниться, пальцы сами собой сжались в кулак, и короткий тычок снес наглого посланца с ног. Лакей полетел кубарем, выпустив шляпу, которую держал в руках. Ливрея затрещала, лопаясь по швам.
Удар вышел не так чтобы сильный – даже не ударил, скорее уж отмахнулся, – да кулак был тяжел, поэтому, признаться, я ожидал, что смертный останется лежать на земле на радость местным воришкам, которые за несколько минут обчистят его карманы и даже пуговицы и пряжки с ботинок срежут.
Ничуть того не бывало!
Мерзавец полежал лишь пару секунд, после чего перевернулся на живот, встал на колени и принялся неуверенно ощупывать руками разбитую физиономию. Вот уж про кого можно точно сказать: урок поведения в Уре ему достался малой кровью!
– Понял, что передать своему барону? – фыркнул я. – Если его дела настолько плохи, что потребовалась помощь Слотера, пусть тащится ко мне лично. Тогда я поверю в серьезность положения. Не хватало еще тратить время на ерунду вроде гремящих цепями семейных призраков, всего вреда от которых – бессонница да путаница в вещах.
– Я… передам, – пробормотал лакей.
Скорчив напоследок презрительную гримасу, я двинулся в сторону «Луженой глотки», намереваясь пропустить пару кружек доброго тарнского вина, прежде чем сделать то, ради чего вышел из дома на самом деле.
Прогуляться за канал Веспина.
Глава II
Награда для героя
– Нижайше благодарствую, милорд!
Извозчик в волчьем полушубке поверх вытертой ливреи с поклоном принял монету и, вытянув хлыстом провисшую спину старенькой лошадки, погнал экипаж прочь. Он не особо старался скрыть свою радость по поводу того, что может наконец расстаться с жутковатым пассажиром и убраться подальше подобру-поздорову. Напоследок тускло блеснула плохо начищенная бляха с витиеватыми вензелями Гильдии перевозчиков.
За всю жизнь я ни разу не обидел никого из возничьей братии, а вот поди ж ты – всегда узнают и всегда боятся. Нюх, что ли, какой?
Отвернувшись, я потопал ногами, стряхивая с тяжелых ботинок подсохшую по дороге грязь. Машинально глянул в небо – картина ни на грош не изменилась. Везде серые, какие-то неопрятные и клочковатые облака, обещающие затяжной дождь.
Со стороны моря порывами наскакивал холодный сырой ветер. Вот и сейчас налетел, дернул полы плаща, попытался пролезть за воротник и отвороты перчаток. Здесь, в фешенебельной части Ура, начинавшейся за рукотворным каналом Веспина, виллы и поместья благородных уранийских нобилей пусть и теснились друг подле друга, но все же не вставали сплошной стеной из камня, дерева и глины, давая ему раздолье. Здесь он чувствовал себя и свободнее, и злее.
А вот я себя так не чувствовал.
Напротив, мной владело смятение, а руки и ноги словно забили в колодки – они не желали повиноваться. Сантименты мне не свойственны, и все же впервые за долгое время я стоял на месте как приклеенный, чувствуя, что не могу приказать себе сделать простое действие, не собрав прежде всю волю в кулак. Гнусноватое ощущение, хотя, казалось, за месяц черной меланхолии, когда даже простые вещи приходилось делать через силу, я начал к нему привыкать.
Наконец я все же поднял руку и взялся за бронзовое кольцо на черных кованых воротах, высившихся над железной оградой, за которой начинался лабиринт стриженого кустарника. Металл холодил руку даже через тонкую замшу перчаток.
Я подержался за него… и отпустил.
И причиной тому стали вовсе не две угольно-черные морды и грозные, сияющие белизной клыки огромных аттафов. Собаки-людоеды буквально материализовались меж клумб и стриженых кустов. Ни дать ни взять духи, откликнувшиеся на призыв медиума-спиритуалиста.
Бегемот и Астарот, свирепые чудища – под стать своим демоническим тезкам. Остановившись на расстоянии прыжка от ворот, псы замерли безмолвными изваяниями. Лишь глаза, похожие на полированные ониксы, напряженно следили за незваным гостем.