Слотеры. Бог плоти

Людей с деньгами и влиянием в гигантском полисе всегда хватало, а места за каналом Веспина со временем больше не становилось, поэтому поместья следовали одно за другим. Так продолжалось несколько миль – до самой громады скалистого кряжа, который защищал Ур от наскоков свирепого Северного моря и еще более свирепых ветров, бичующих его побережье. Разбивая волну за волной о непоколебимую гранитную тушу кряжа, море рушилось вниз, разбрасывая хлопья пены, и откатывалось назад, чтобы собраться с силами для нового наскока. Ветра же, ударившись о камень, взлетали по отвесным скалам к небу, а затем падали на город снова, уже утратив часть своей буйной силы, но сохранив в порывах принесенный с севера холод и запах морской соли.

А с внутренней стороны к скалам, фасадом к городу, лепилась другая громада – рукотворная, сияющая тысячей начищенных стекол и позолотой оконных рам. То были Монаршие Чертоги – основная резиденция уранийских королей, величественная и неприступная твердыня, выраставшая, казалось, прямо из гранита. Хотя почему «казалось»? Часть внутренних помещений дворца и впрямь уходила в камень – где вырубленная из породы кирками, а где вырванная взрывами пороха…

Впрочем, так далеко забираться мне не требовалось.

Не проделав и двух третей пути от канала Веспина до Чертогов, наемный экипаж Гильдии перевозчиков остановился подле скромного (относительно скромного, понятно) трехэтажного особняка, обнесенного массивной кованой оградой. С железом на нее явно не поскупились: листовидные зубья высоких и грозных пик наводили на мысль о челюсти, выдранной у гигантской хищной рыбы.

На фоне других вилл и резиденций это поместье смотрелось еще и несколько мрачновато. Оно походило на битого, тертого жизнью лоточника, невесть как оказавшегося в компании расфуфыренных негоциантов.

Сада, к примеру, как такового здесь не имелось – только несколько больших клумб и высоких вазонов, расставленных в шахматном порядке, а еще аккуратно подстриженный кустарник по грудь крупному мужчине, образующий причудливый буро-зеленый лабиринт. Даже у неискушенного человека не могло не возникнуть мысли о том, что назначение сей конструкции вовсе не в эстетическом услаждении взора, – здесь куда больше функционального. К примеру, случись нападение на особняк, прятаться за такими кустами будет не очень удобно и уж совсем не умно – с верхнего этажа зеленый лабиринт должен прекрасно просматриваться и простреливаться. А доведись через него продираться штурмовой команде – выйдет та еще мука, больно густые да плотные заросли, можно запросто увязнуть.

Компенсируя отсутствие сада, на крыше особняка зеленела и пестрела яркими кляксами цветов оранжерея, пышно разросшаяся под защитой толстых, до блеска отмытых стекол. Но если присмотреться – и тут не в одной эстетике дело. Благодаря хитро устроенной системе скатов большая часть стекла в случае повреждения оранжереи полетела бы вниз, усеивая подступы к особняку тысячами острых зазубрин, опасных для всякого, кто полезет напролом. А уж атакующих, угодивших под ливень стеклянных осколков, просто порубило бы на куски.

Признаки параноидальной готовности превратить свою обитель в крепость, которую можно оборонять малыми силами хоть от всей королевской гвардии разом, просматривались во всем. Даже высокие стрельчатые окна наводили на мысль о бойницах – слишком узкие.

Иными словами, дом Веры Слотер выглядел как раз так, как и надлежит выглядеть берлоге истинного Выродка, который превыше собственного удобства в жизни только эту самую жизнь и ценит.

Правда, сама Вера оценить собственное жилище со стороны не могла. От рождения слепая, она воспринимала лишь тепло, источаемое живыми объектами. Наверное, это и к лучшему – ей бы не понравилось. Та Вера, которую я знал несколько лет назад, была слишком мирной и тихой по сравнению с прочими Слотерами. Ее не заботила даже общая необходимость подкреплять жестокую репутацию детей Лилит меж смертных, требовавшая от всех представителей кланов время от времени совершать преступления и поступки, достаточно гнусные, чтобы вызвать у людей страх и ненависть, но в то же время недостаточно серьезные, чтобы спровоцировать их на прямое восстание.

Особняк возводил и обустраивал сын Веры, Морт Слотер, молодой человек исключительных дарований, одержимый заботой о матери настолько, что ради нее был готов в любой момент объявить войну всему миру и принять генеральное сражение на пороге собственного дома.

Выбравшись из экипажа, я подошел к воротам, не имевшим ни звонка, ни сигнального шнура, и положил руку на выпуклый элемент грубого орнамента, в какой свивались кованые железные полосы. Кожа немедленно зазудела, откликаясь на источаемую металлом магическую ауру, пальцы даже через перчатку начало покалывать доброй сотней крохотных иголок. Затем ворота беззвучно распахнулись, приглашая войти внутрь.

Чреватое предложение! Стоило шагнуть за ограду, как навстречу, словно из ниоткуда, вынырнули две вытянутые иссиня-черные тени.