Слотеры. Песнь крови

Порыв ветра подхватил бумагу и потащил прочь, но мокрый снег немедленно налип на неё, сбил полёт и уронил в смёрзшуюся грязь. Последним усилием ветер приподнял намокший, потяжелевший листок, перевернул пару раз и припечатал к земле у подножия ближайшего фонаря. Старый и покосившийся, заправленный безжалостно разбавленным маслом фонарь стоял, опоясавшись кругом неровного жёлтого света, настолько тусклого, что окажись кто под ним прямо сейчас — всё одно не смог бы разобрать несколько слов, выведенных моей рукой.

«Закончим там, где всё началось. Ты и я. Сегодня ночью».

Тающие снежные хлопья одну за другой размывали буквы, а с ними и кровавый отпечаток пальца, оставленный на бумаге. Благодаря ему я мог быть уверен, что Ренегат не пропустит послания — у вампиров ведь более чем тонкое обоняние.

— Интуиция, — коротко сказал я.

— Интуиция? — Ренегат рассмеялся, блестя клыками, — Мне казалось, полагаться на неё — удел женщин.

На нём по-прежнему почти не имелось одежды: только короткие ободранные штаны и кожаная безрукавка, давно потерявшие всякий вид. На голом торсе отчётливо проступали рёбра, зато никакого следа от ран и ожогов, которые должны бы остаться с нашей последней встречи. Быстро регенерирует, злыдень. Только шевелюру не успел отрастить: туго обтянутый кожей череп щетинился клочьями обгоревших, сплавившихся меж собой волос.

— У нас с тобой интуиция другого рода. Она замешена на крови.

— Ах да. Мы ведь в некотором роде кровные братья, не так ли? Ты очень хотел, чтобы я был здесь — и я здесь. Кровь нашептала…

Из подворотни налетел новый, неожиданно сильный порыв ветра.

Вампир не шелохнулся — на нём и снег-то не таял, а вот я слегка поёжился. С полуночи погода заметно испортилась. Мало того, что снова, как днём, пошёл мокрый снег — чем дальше, тем сильнее, — так стало ещё и ощутимо морознее. Теперь снег уже не таял на подлёте к земле, обращаясь в крупные, увесистые капли, а лип к одежде, быстро напитывая её влагой. Мой плащ намок и тяжёлой тряпкой повис на плечах, почти не согревая. Кожа колета и надетого поверх него нагрудника тоже отсырела и разбухла. Некстати. А хуже, что повязки под одеждой тоже намокли и раны начали мерзко ныть.

— Дело не только в крови, — любезно пояснил я, — Когда мы дрались в особняке Малигана, я успел заметить следы угля у тебя на руках и лице.

— Они могли взяться откуда угодно, — небрежно отмахнулся Ренегат. — Я мог карабкаться по крышам и прятаться за печными трубами.

— Мог. Но когда есть два или больше событий, между которыми имеется очевидная связь, я предпочитаю делать ставку на логическое допущение. Тебя создал Эймар Гамон, которого на днях сожгли вместе с лавкой, оставив только пепел и угли. А на твоих руках я как раз и заметил следы угля.

Вампир дёрнулся, физиономию его исказила гримаса.

— Я не сжигал его!

— Я знаю. Но Гамон был твоим отцом. Узнав о его смерти, ты приходил туда, где родился… — Я криво улыбнулся. — Знаешь, я давно убедился в неком правиле. Оно заключается в том, что даже самые чудовищные злодеи зачем-то до последнего лелеют в себе сентиментальную струнку. Возможно, это позволяет таким, как ты, думать, будто так вы всё ещё сохраняете нечто общее с человеческой породой.

— Осторожнее, родич, — прошипел Ренегат. — А то, чего доброго, можешь ускорить развязку. Я, знаешь ли, жутко голоден и уже едва сдерживаю себя.

— Ускорить развязку? Я мог бы всё уже завершить, приятель.

Ренегат смерил меня странным взглядом.

— Мне ничего не стоило прийти сюда утром и привести с собой половину городской стражи, вооружённую кольями, чтобы они истыкали каждый дюйм поверхности этого пепелища. Вместе с тобой. Я знал, что ты спишь здесь. Догадался. Где-то ведь тебе надо было сделать лёжку, а кто станет искать там, где уже сожгли все следы?

Лицо мутанта поначалу застыло, а потом на нём начала пробиваться странная и страшная ухмылка. Выглядело всё так, будто в пасть вампиру вставили невидимые крючья и теперь медленно тянули их в стороны и вверх, заставляя губы разъезжаться в неестественном, жутком оскале. Считавший себя неуловимым и бессмертным, монстр, дважды оставлявший в дураках Сета Слотера, обнаружил, что вовсе не неуязвим.

— Мог… — Слово прозвучало, словно треснул сучок под ногой. — Мог завершить… Так что ж не завершил? Тогда на кладбище ты особо не церемонился. Нашёл бы днём — приколол бы днём. Почему не поступил так же и теперь?

Вместо ответа я поднял руку и расслабил завязки плаща, чтобы сбросить его, когда дело дойдёт, наконец, до схватки.

— Кровь и пепел! Почему, Сет?! — почти выкрикнул Ренегат.

— После нашей второй встречи у кое-кого в этом городе возникли иллюзии, будто нашлось чудовище, оказавшееся не по зубам даже Ублюдку Слотеру. Хочу раз и на всегда доказать, что это не так.

— Честолюбие? — недоверчиво переспросил вампир. — Чёртово, мать его, честолюбие? В этом всё дело?!