– Знаю. Именно поэтому Джош изучал продюсирование. У него неплохо получалось. Мы планировали провести встречу и сказать Вику о своем желании, чтобы альбом продюсировал Джош, потому что тогда, по крайней мере, мы бы знали, что он будет подлинно нашим, но потом… Произошла авария, и он умер. Теперь мы снова застряли с продюсером Вика. – Досадное фырканье слетает с губ Уокера. – Мы больше не Sharp Objects, а просто тупые гребаные марионетки.
– Ну, если вы, ребята, объединитесь и пригрозите, что уйдете, гарантирую, Вик предоставит вам больше контроля.
– Чертовски мало шансов. Он клянется, что знает все лучше всех, и его послужной список это доказывает, ведь он легенда. – Феникс выглядит побежденным, его плечи поникли. – Я просто хочу, чтобы Вик действительно выслушал нас, вместо того чтобы успокаивать нас своими типичными «я считаю».
– Еще раз, есть решение…
– Угроза уйти – не вариант.
– Почему?
– Если Вик раскроет мой блеф, я потеряю все, Леннон. Петь и исполнять несколько дерьмовых песен с альбома лучше, чем не петь и не выступать вовсе. – Страх и отчаяние в его глазах заставляют мою грудь сжаться. – Я умру без этого.
Я понимаю.
Конечно, у меня все еще есть пульс и я продолжаю дышать.
Но жизненно важные части меня мертвы.
– Мне нужна эта магия, – шепчет он. – Это не просто самая важная вещь для меня. Она единственная. – Он глубоко вдыхает. – Она остается, когда все остальные уходят. – На его шее проступают вены, и Феникс сглатывает. – Она никогда не оставит меня.
В отличие от его мамы.
Мое сердце сжимается так сильно, что становится больно.
– Я все еще думаю, что вам стоит поговорить с Виком. Может быть, он сможет добавить ваши любимые песни в альбом как дополнительные треки, и тогда каждый получит то, что хочет.
Не совсем. Потому что Феникс хочет, чтобы его человеческие и творческие потребности воспринимались серьезно и реализовывались как положено.
– Да… Возможно.
Я протяжно зеваю и кладу бумаги на тумбочку, а затем смотрю на часы.
– Уже половина пятого. – Потянувшись, я выключаю свет. – Нам обоим нужно поспать.
Спустя несколько минут я начинаю дремать. Но Феникс не спит.
Его прерывистое дыхание наполняет темную комнату, и я чувствую, как он напряженно борется со своими мыслями. Предполагая, что он все еще сосредоточен на карьерных проблемах, я бормочу:
– Самое худшее, что скажет Вик, это «нет», но ты не узнаешь, пока не спросишь его.
– Куинн похожа на мою маму, – неожиданно произносит Феникс. Я поворачиваюсь к нему.
– Не могу даже представить, что ты чувствуешь.
– В том-то и дело… Я не знаю. – Его рука касается моей. – Когда кто-то отсутствует в твоей жизни слишком долго, все, что у тебя остается, это его мысленный образ. На нем ты основываешь все суждения и эмоции, потому что больше у тебя ничего нет. – Он шумно сглатывает. – И чем больше времени проходит, тем отчетливее становится этот образ.
Его длинные пальцы тянутся к моим.
– Образ моей матери создан сознанием семилетнего мальчика. В его голове она оставила его, потому что ей необходимо было спастись. В его представлении мама хотела забрать сына с собой, но не смогла. Может быть, потому что не было времени, а может, она желала оборвать любую связь с человеком, которого до ужаса боялась. Возможно, она не хотела напоминаний каждый раз, когда смотрела на меня… А может, действительно верила, что отец убьет ее за то, что она украдет собственного ребенка.
Я сжимаю руку Феникса, когда он замолкает, и безмолвно призываю его продолжать.
– В любом случае семилетний мальчик простил свою маму и оправдывал ее, потому что в его голове она была идеальной и красивой и не могла совершить ошибку, но…
Я кладу свободную руку ему на грудь, прямо на область сердце, которое бьется так сильно, что, кажется, будто вот-вот взорвется.
– Но что? – шепчу я спустя мгновение.
– Если Куинн – моя сестра, а я чертовски уверен, что это так, тогда этот образ в моей голове… – Феникс судорожно вздыхает. – Тот, за который я держался, разбился вдребезги.
На его коже выступает холодный пот, а дыхание становится рваным и поверхностным, точно его легкие не могут набрать достаточно воздуха.
– Не знаю, что мне делать. – Его пробирает дрожь. – Не знаю…
Я прижимаюсь к нему губами, надеясь успокоить. Отвлечь его. Потому что он ускользает из-под контроля. Однако вскоре Феникс отвечает на мой поцелуй.
И его поцелуй всепоглощающий. Подобно бушующему, бурному океану, который невозможно контролировать.
Каждое движение его языка – удар, каждый острый зуб – толчок, а каждое касание – гравитационное притяжение.
Но солнце не может быть переменчивым, словно океан. Иначе Вселенная превратится в темное, холодное и одинокое место.
Солнце должно находиться под контролем, потому что весь мир вращается вокруг него.
Я отстраняюсь.
– Когда ты теряешься в водовороте событий, держись за якорь.
Обхватив меня за талию, Феникс снова пытается поцеловать меня, но я отворачиваюсь, чем вызываю его злость.
– Какого хрена, Леннон?
Толкнув Феникса так, чтобы он снова лег на спину, я забираюсь на него сверху.
– Мой черед.