Слова

Вчера вечером она сказала мне, что всякий раз, когда реальность ускользает от меня, нужно держаться за якорь.

Именно им она всегда и была для меня.

Я думал, что возвращение Леннон – моя карма, и, хотя это все еще правда, я также считаю, что это счастливая случайность. Словно Вселенная знала, что она мне понадобится, дабы встретиться с женщиной, которая сейчас стоит передо мной.

Скайлар закрывает за собой дверь, оставляя меня наедине… с матерью.

Я всегда думал, что у меня найдется миллион вещей, которые захочу ей сказать, если наши пути вновь пересекутся.

Оказывается, есть только одна.

Считайте, две.

– Ты не заберешь Куинн.

Мама резко вскидывает голову, и я поражаюсь тому, как мало она изменилась.

Женевьева Уокер – или Мур – обладает красотой, способной остановить движение на дороге.

Красотой, способной заставить уверенного в себе мужчину ценить, что она принадлежит ему, а неуверенного – ценить еще сильнее.

Первая ссора, которую я подслушал, была связана с тем, что мой отец пробил кулаком стену, поскольку один из его товарищей по группе флиртовал с ней.

Видимо, яблоко от яблони недалеко падает.

Может, поэтому она меня бросила. Чувствовала, как внутри меня затаилось зло.

В нервном ожидании того, что его спровоцирует.

– Я не позволю тебе оставить Куинн. – Она выпрямляет спину. – Она даже не знает тебя.

– И кто в этом виноват?

Она отшатывается – отдаляется, – как она всегда делала, когда не хотела разговаривать.

И снова… Яблоко от яблони недалеко падает.

Тем хуже для нее, ведь мне уже не семь. Расстроить маму уже не так страшно, как раньше.

Мне хочется получить ответ на вопрос, который терзает мою чертову душу с того самого дня, как я проснулся и понял, что ее нет рядом.

Она не покинет эту комнату, пока я его не получу.

– Почему?

Мама опускает взгляд на туфли.

– Если я не верну Куинн домой, будут последствия.

Не для моей сестры. Потому что она никогда больше не переступит порог их дома.

– Первые пять лет твоего отсутствия я каждую ночь оставлял окно открытым… В надежде, что ты вернешься за мной.

Но она так и не пришла.

Мама закрывает глаза, будто мои слова ее огорчают.

Хорошо.

– Каждый год, пока мне не исполнилось одиннадцать, я делал тебе открытку на день рождения.

И каждый год мой отец хватал ее со стола, называя меня тупицей, потому что я не умел нормально писать.

Но я старался. Очень старался.

Потому что хотел, чтобы она знала, как сильно я ее люблю.

Я плакал, когда отец рвал открытку в клочья и напоминал, что мама никогда не вернется.

Но не проронил ни слезинки, когда он выбивал из меня дерьмо.

Я жаждал боли.

– В первую неделю все было настолько плохо, что я не мог ходить. И все время звал тебя, надеясь, что ты меня спасешь.

Но она этого не сделала.

Мама хватается за живот, будто ее сейчас стошнит.

– Не делай этого.

– Прости. Тебе больно, мам? – Я смеюсь, но в моем смехе нет ни капли юмора. – Знаешь, что еще причиняет боль? Когда тебя используют вместо пепельницы. Заталкивают под обжигающий душ. Или избивают бутылкой, битой…

– Перестань! – кричит она. – Остановись!

– Ответь на вопрос!

Зажав рот, она качает головой.

– Просто отдай мне мою дочь, и я уйду.

– А как же твой сын? – рычу я так громко, что она подпрыгивает. – Как же сын, которого ты бросила? – У меня сдавливает грудь, а к горлу подкатывает желчь. – Ох, верно. О нем ты не говоришь. – Наклонившись, я приближаюсь к ее лицу, чтобы она не смогла меня игнорировать, как делала последние пятнадцать лет. – Ты спрятала меня в шкаф. Так же, как и фотографию, которую нашла Куинн.

– Феникс, – всхлипывает моя мать, но мне плевать на ее слезы.

Ей ведь не было дела до моих.

– Почему, мам? – Я несколько раз пинаю столик, раскидывая осколки дерева по комнате. – Почему?

– У меня не оставалось выбора, – кричит она. – Я хотела забрать тебя с собой, но он не позволил.

Я потрясенно отшатываюсь от нее.

– Мой отец?

Он не хотел меня оставлять. Факт, о котором он не позволял мне забыть.

– Нет. Мужчина, ради которого я ушла от твоего отца, – с трудом выдавливает она. – Он был офицером, который однажды ночью пришел к нам домой по вызову о домашнем насилии, когда соседка вызвала полицию. Он был милым и добрым… Предложил мне встретиться за чашкой кофе, чтобы мы могли поговорить.

– А потом ты сбежала в закат. Бросив своего ребенка на произвол судьбы.

Она заламывает руки.

– Я не хотела этого. Вот почему не ушла от твоего отца сразу, как того требовал Чад. Мне нужно было тебя защитить. – Она удерживает мой взгляд. – Ты мой малыш. Я не могла оставить тебя, Феникс.

Я игнорирую то, как сжимается омертвевшая часть у меня в груди.

– Тогда почему ты это сделала?

Она отводит взгляд.

– Потому что забеременела Куинн.

Я молчу, обдумывая ее слова.

Мама пользуется возможностью, чтобы продолжить.

– Я собиралась сделать аборт, но Чад умолял меня оставить ребенка. Он уезжал в Чикаго, потому что ему предложили работу, где больше платят, и он хотел, чтобы я поехала с ним. Чад сказал, что мы поженимся и мне больше никогда не придется жить в страхе, потому что он позаботится обо мне и нашем ребенке. Оставалась только одна проблема.

По ее щеке скатывается слеза.