Слова

– Он не хотел, чтобы ты ехал с нами. Ему не нравилось постоянное напоминание о том, что я была с другим мужчиной. – Она тяжело сглатывает. – Передо мной встал выбор. Я могла дать себе и ребенку в моей утробе возможность прожить хорошую жизнь или… – Она замолкает.

Ей не требуется говорить остальное. Выбор, который она сделала, – тот, с которым я живу по сей день.

– И как, сработало?

В ее глазах отражается печаль.

– Как и с твоим отцом. Все было прекрасно… пока кое-что не случилось. Куинн исполнилось два года, когда Чад впервые поднял на меня руку. – Ее лицо кривится. – Ей было пять, когда он начал ее бить.

И пятнадцать, когда это прекратилось. Потому что этот сукин сын больше никогда к ней не прикоснется.

– Ты не заберешь Куинн.

Наш разговор заканчивается тем же, с чего начался.

– Я должна. Если она не вернется домой сегодня вечером, он…

– Что он сделает? – спрашиваю я, когда она замолкает.

– Будет плохо, Феникс. Очень плохо.

Такое чувство, будто она живет в своем собственном маленьком иллюзорном мире.

– Все уже плохо.

Мама встает.

– Ты не понимаешь. Я должна ее защитить.

Это она не понимает.

Я подхожу прямо к ней, не давая уйти.

– Лучший способ защитить ее – позволить остаться со мной.

Я ни черта не смыслю в том, как заботиться о ком-то другом, и у меня точно не самый подходящий для этого образ жизни, но я знаю, что жизнь, которую я могу ей предложить, гораздо лучше той, что у нее есть сейчас, поскольку она не включает в себя насилие.

Подняв руку, мама касается моего лица.

– Ты столько всего добился. – Еще одна слеза стекает по ее щеке, и она целует меня в лоб… Как раньше, прежде чем уложить в постель. – Я всегда знала, что мой малыш – гага avis. Вот почему назвала тебя Фениксом.

Мою грудь пронзает резкая боль. Rara avis.

В переводе с латыни это означает «редкая птица». Феномен. Вундеркинд.

Так она всегда меня называла.

Я осознаю ледяную, суровую правду, наносящую последний удар по остаткам органа, который сломала моя мать.

Не может быть, чтобы она действительно верила в это… Иначе бы не ушла.

Она пытается обойти меня, но я ловлю ее за руку.

Затем повторяю те же самые слова, которые Леннон когда-то сказала мне.

Потому что знаю, как сильно они жалят.

– Тебе больно слышать меня везде, куда бы ты ни пошла?

На ее лице читается поражение.

– Феникс.

– У тебя никогда не возникало желания связаться со мной? Ты же знала, где я.

Я был везде.

А ее нигде не было.

Мама вытирает слезы тыльной стороной ладони.

– Нет. Чаду бы это не понравилось.

Эта женщина причинила мне больше вреда, чем любой наркотик, но она все еще моя мать. Я не могу смириться с мыслью о том, что ее бьет муж. Снова.

Тот маленький мальчик не мог защитить ее, но я могу.

– Мам. – Я жду, пока она посмотрит на меня, прежде чем продолжить. – Я могу помочь тебе. Тебе и Куинн. Могу поселить вас в хорошем доме. Нанять охрану, чтобы она сопровождала вас все время, и я буду рядом, когда не буду работать. Я позабочусь о том, чтобы ты никогда его больше не увидела.

Она грустно улыбается мне.

– Я ценю твое предложение, но мне нужно остаться с Чадом.

Все надежды на то, что я смогу наладить наши отношения и снова обрету мать, исчезают.

Я ни хрена не понимаю. Я предлагаю ей защиту и шанс на хорошую безопасную жизнь, в которой будут оба ее ребенка… Но она этого не хочет.

Она хочет жить с Чадом.

Наверное, правду говорят: некоторым людям нравится быть жертвой.

Потому что иное существование им неведомо.

Но Куинн не жертва. Несмотря ни на что, она яркая, причудливая и сильная.

Она умеет выживать.

Как и ее старший брат.

Именно поэтому она искала меня. Куинн жаждет выбраться из той дыры, и я сделаю все, что в моих силах, дабы она никогда туда не вернулась.

Именно это и должна делать наша мать.

Но она всегда выбирала мужчин, себя и подчинение им, а не нас, своих детей.

– Забавно. Ты утверждаешь, что хочешь защитить нас, но никогда этого не делаешь. – Правда – ощутимый удар под дых, поскольку образ матери, который я все это время хранил в сознании, разбивается вдребезги. – Не хочешь оставлять своего драгоценного Чада? Отлично. Оставайся и позволяй ему выбивать из тебя все дерьмо. Но хоть раз в своей гребаной жизни будь матерью и сделай то, что правильно для твоего ребенка.

Она открывает рот – без сомнения, готовясь изречь какую-нибудь чушь о том, что она хорошая мать, – но в гримерку врывается Леннон. Мои внутренности скручиваются, когда я вижу ее остекленевшие глаза и панику на лице.

– Куинн пропала.

Волоски на моей шее встают дыбом.

– Что значит пропала?

– Мы были в автобусе, смотрели телевизор, а потом я отошла в туалет… Но когда вернулась, ее уже не было. – Леннон судорожно вдыхает. – Я не понимаю. Все было в порядке. – Ее взгляд скользит к моей матери. – Ну, насколько это возможно, учитывая обстоятельства.

Мама проходит мимо меня.

– Я должна найти ее раньше него.

Нет. Это я должен найти ее до того, как это сделает он.

Я выбегаю из комнаты, и Леннон спешит за мной.

– Мне так жаль.