Слова

Я все время что-то про себя бормочу
и вдруг упираюсь в неизвестную дверь,
открываю ее, — где я теперь?
вы — кто? кто я? кто ты?
за дверью мне отвечают тихо:
— мы, как и ты, такие же бормоглоты.
и что? почему? если кто виноватый?
— ты громко не бормочи, просто пойми,
что со временем Усатого
всем с рождения закладывали в рот кусочек ваты,
ну, а если кто пытался вытолкнуть вату,
сам становился себе виноватый,
потому, что шел на ослушку
и получал пятьдесят восьмушку,
а чтобы завершить программу,
получал довесочек в девять граммов,
люди говорят, что у самого Усатого
в трусах была прокладка ваты,
с тех пор его и звали Трусоватый,
но об этот надо говорить тиховато.

Я от ваты освободил свой рот,

стать бы сейчас во весь рост,
закричать, что в стране печаль,
но от ваты осталась печать,
благоразумие закрывает ладошкой рот.

Время прошло — нет больше Усатого,

но мы по-прежнему остались усатыми

Что-то синее

Дохлым парусом простыни висят,
Зной расплавляет мозги.
Торопливо цикады скрипят,
Море бухтой дает изгиб.

Держидерево в обрыв вцепилось,

И взглядом, куда ни кинь,
Тишина с неба в море спустилась,
И до горизонта беспробудная синь.
Солнце, как желток яйца,
Жара так и жалит,
И кажется тому нет конца,
Воздух — как при пожаре.

Где-то там, за горами,

В асфальтово-чумном чаду
Женщина с синими глазами
Смотрит в точку одну.

В этой точке ей виден

Дальний берег морской.
Жара, будто в пустыне,
И мужчина с подсиненною бородой.

И, когда она о нем подумала,

От глубины ее души
Словно ветры легкие подули
И в сторону моря пошли.

Он увидел ее большие глаза

И вдруг почувствовал — жара спала,
И понял, что это она
Вытащила у жары жало.

Смех

Шутя и играя учусь я жить,
За жизнью слегка приударяя.
Эй, кто там постоянно брюзжит,
От лица своего смех отгоняя?

Секрет мой очень прост,

Не нужен здесь мудрый Сваами.
Он, как детский счет:
«Кто сеется последний? Я за вами».

Я хочу, чтобы у вас был успех,

Ведь шутка — это проба души,
И чтобы ваш золотистый смех
Вливался в мои лопоухие уши.

Я раззвездяй этой жизни,

И мне, наверное, не сметь,
Но не было бы судьбе моей укоризны,
Если бы я смог смеясь умереть.

Где ты?