Папа научил брата Я. быть мужчиной. Я. не знала, как (ведь она не мужчина), но это было видно. Когда брат был маленьким, а папа был слишком занят своей жизнью и не уделял ему должного внимания, его дразнили сверстники и клеили ему на одежду прокладки. И только когда брат вернулся из Томска и стал жить с отцом вдвоём – тогда в нём что-то поменялось. Брат стал отлично учиться, встречаться с девушками, играть с друзьями в музыкальных группах. Он получился трудоголиком, женился на красавице, они вместе открыли свою юридическую консультацию. Брат, как говорит папа, вышел лучше него. Выше него, сильнее. Сдержаннее. И умнее – в тридцать лет у него больше мозгов, чем было у папы в его возрасте. Таким и должен быть мужчина.
Но мама по-женски видит в таком поведении недостатки. Её сын пробьётся везде, это правда. Потому что он эгоист. Мама говорила Я., что он не упускает возможности упрекнуть их в том, что взятая в ипотеку квартира записана на Я. и будет принадлежать ей. Для драматизма он часто называл себя «бомжом». А потом и вовсе перестал разговаривать с Я., хоть отец и уверял, что «у девочки должна быть своя квартира, а мужчина сам себе на неё заработает». Что брат и сделал – сумел заработать на квартиру всего за три года. Не без помощи родителей, конечно. Тёща подарила ему на свадьбу восемьсот тысяч. Брат сказал, что ждёт той же суммы от мамы с папой. Им пришлось продать четырёхкомнатную квартиру в посёлке – ту квартиру, в которой Я. и брат выросли и в которую родители планировали переехать на пенсии, – и купить однокомнатную там же, отдав вырученные деньги сыну. Но брат даже после этого не стал разговаривать с Я. У него была своя насыщенная жизнь, в которой молчаливой сестре не было места.
Мама же не пыталась научить Я. быть женщиной.
Когда мама с папой стали семьёй, они переехали от прошлого. Вернее, у папы остались старые друзья – просто потому, что они волею судеб оказались в городе или неподалёку, и папа мог ездить встречаться с ними. Все мамины подруги были далеко, а сама она была привязана к дому. Заводить новых в посёлке у мамы не было времени. Она общалась с коллегами по работе, по пустякам, не изливая душу. Все, кому она могла высказаться, – это тётя Оля (дочь брата, которая переехала в посёлок следом за мамой) и подрастающая Я. Но и в том, и в другом случае маме нельзя было быть слабой. Тётя Оля младше на десять лет, её мать умерла рано, и выполнять эту роль отчасти стала мама Я. У тёти Оли тоже была нелёгкая жизнь – муж часто бил её, как всякий слабый мужчина, пытающийся доказать себе обратное. Однажды ночью Я. услышала, лёжа в постели, плач в прихожей. Тётя Оля убежала из дома к маме. Босиком по снегу. Наверное, мама не могла жаловаться ей на свою жизнь. Папа никогда не поднимал руку на маму. Если ему хотелось ударить, он бил в стену. Я. помнит две вмятины по обоям в спальне родителей. Высказываться же Я. мама могла очень ограниченно, в конце концов, речь идёт о её папе.
Но часто мама просто не могла сдерживаться. А может, ей казалось, что если Я. будет знать об их с папой жизни, она не наступит на мамины грабли. А может, у мамы не было по этому поводу иллюзий, и она рассказывала, чтобы как раз научить Я. быть женщиной.
Но в те моменты, когда мама ждала, что Я. поддержит её, заступится за неё во время их с папой ссоры, Я. молчала. Мама воспринимала это как предательство, наверное, хоть и не могла долго держать обиду на дочь.
А ещё, становясь старше, Я. не могла считать маму только жертвой сложившейся ситуации. Я. начала видеть, что мама тоже была виновата. Она настолько погрязла в подозрениях и ревности, что вообще перестала слушать папу. Папа, как и мама, нашёл слушателя в Я. Дочери жаловаться легче, чем сыну. Если мама на папины рассказы отмахивалась, повторяя «свою работу оставь на работе», то Я. никогда не затыкала ему рот. И папа говорил о том, что занимает не ту должность, которую мог бы занимать, что делает работу за других, но это не ценят, что все его придумки и изощрения, помогающие выполнить планы на 150 %, присваивает начальство, вплоть до оформления патентов.