Слова беспомощной девочки

Первые дни после выписки Я. кричала без остановки, почти не спала и не ела. Приходившие врачи говорили, что это из-за внутричерепного давления. У мамы в голове звучало «тебе нельзя рожать детей», и она корила себя, что посмела не поверить в это, а теперь перед ней лежит кричащий от боли ребёнок, и она не знает, как ему помочь.

Папа вернулся через три дня трезвый со свидетельством о рождении, в котором было написано имя Я., выбранное им. Он рассказывал, что хотел записать днём рождения Я. не 29-е число, а 28-е – такое же, как у него и у брата Я. Тогда получилось бы, что только мама в семье осталась с другой датой рождения – 13-го числа. Но в последний момент решил, что мама бы этого не одобрила. Он отправил её спать, а сам принялся баюкать ребёнка.

В следующие полгода в семье установился режим, полностью подчинённый настроению Я. Папа не пил, а брат выяснил, что если перед глазами Я. появляются его часы Montana42 (которые папа достал ему на день рожденья) и если они ещё и пищат, она перестаёт плакать. А мама начала сомневаться в компетентности местных врачей.

В тот день, когда родители привезли Я. в город для «прохождения обследования и получения направлений на шунтирование»43 (так написал поселковый педиатр в истории болезни), приём вёл московский профессор, приехавший в город на несколько дней. Он специализировался на генетических заболеваниях, но мама настояла на том, чтобы попасть к нему.

Профессор взял Я., поводил у неё перед глазами блестящей ручкой (Я. с интересом выхватила её из его рук) и повернулся к папе.

– Посмотри на свою жену.

– Ну.

– А теперь на дочь.

– Ага.

– Вот тебе и генетика.

У мамы тоже довольно большая голова.

На прощанье он пожал ручку Я. и сказал:

– Глаза как у Алёнушки Васнецова44.

Мама почувствовала, как разливается тепло по телу. Алёнушка. Теперь она уверена, что всё будет делать правильно.

Когда они вернулись, мама устроила в больнице такой скандал, что, кажется, весь посёлок слышал. Она поняла, что лучшая стратегия воспитания детей – расслабиться.

В холодной квартире мама не закутывала Я. в три шубы, как когда-то брата, – и Я. никогда не болела. Мама не заставляла Я. учить буквы, как когда-то брата, – и Я. начала бегло читать в четыре. Мама не наказывала Я. криком и лишением телевизора за проступки, как когда-то брата, – и Я. не делала глупостей, просто боясь увидеть в маминых глазах разочарование.

Я. часто замечала его, когда мама смотрела на папу. Каждый раз, когда он возвращался домой не вовремя или не в том состоянии, – разочарование. Но и немного облегчение и жалость – что мама потом отрицала.

Папа таким образом убегал от проблем. Так ему легче. Но он не убегал от них насовсем, а всегда возвращался с необходимым решением. Я. помнит, когда шла с ним рядом из магазина или от вокзала домой, как он бормотал что-то себе под нос или разводил руками, держа при этом Я. за ладошку. Он не умеет выключать на работе семью, а в семье – работу. Поэтому плохо спит по ночам.

Мама не верила ему. И научила Я. видеть во всём подвох. Любое проявление внимания или доброты не может быть беспочвенным. И хорошо, если человек, проявляющий заботу, получит только повышение самооценки, но чаще всего тебе потом приходится расплачиваться за неё тем или иным способом. Брак – это именно такой случай, как говорила мама. За пару букетов цветов в начале приходится расплачиваться всю жизнь.

Но так мама говорила только в плохие моменты.

Мама сосредоточилась в воспитании Я. на одном, самом важном по её мнению, аспекте.

– Доча, запомни: никто не посмеет говорить о тебе пренебрежительно, не уважать тебя, если ты будешь хорошо учиться.

И Я. не знала, что нужно уметь нравиться. Она знала, что нужно уметь перемножать сложные числа в уме.

Мама практически не пользовалась косметикой – только слегка подводила глаза. Другие девочки могли подарить мамам на праздники помады или бижутерию. Я. всегда ломала голову, что дарить. Мама красила волосы – отшучиваясь, что и не помнит, какой у неё настоящий цвет. Я. начала экспериментировать с цветами в двенадцать лет.

Мама не учила Я. готовить. Если Я. вызывалась помочь почистить картошку или нашинковать лук, мама отказывалась, говоря, что «это будет слишком долго». Но Я. не запрещалось наблюдать и расспрашивать, поэтому быть хозяйкой Я. научилась сама.

У мамы не было красивой одежды или обуви на высоком каблуке – мама всегда говорила, что всё это ей ни к чему, «не на работу же расфуфыренной ходить», и Я. стеснялась попросить у родителей денег на новую юбку («одеваешься, как старушка», – шептали девочки в классе).

Ей – восемнадцать.