Мы провели примерно три недели в Гамбии, Сенегале и Мали — просто ездили на машине туда-сюда и слушали музыку. Фодай был отличным гидом, потому что не только знал очень много об этой музыке, но и был сыном этой традиции, ее знаменитым сыном. В Гамбии он повез меня к себе домой: усадьба, огороженная стеной, в стене — одни-единственные ворота, только через них можно войти и выйти. Внутри — большая открытая площадка, обстроенная домами с балконами, лестницами и окнами. Все окна и балконы выходили во двор: если стоишь у окна и смотришь вниз, тебе виден весь внутренний двор. Там готовили еду, там растили детей. Если отец уехал на заработки — допустим, в Бельгию, или в какую-то другую африканскую страну, никто не беспокоился: детей вырастит сообщество женщин. Там вместе жили четыре или пять семей: двоюродные братья, дядья и другие родственники.
Сусо рассказал мне, что начал учиться музыке лет в шесть. Составной частью обучения было изготовление собственного инструмента — коры, инструмента наподобие арфы, с двадцатью одной струной. Делается он из тыквы. Половина здоровенной тыквы лежит у тебя на коленях. У тыквы есть стебель, на него натянуты струны, каждую струну надо настраивать отдельно. Музыке его учил дядя. Если ты гриот, то ты потомок целой династии гриотов, но твой отец не может тебя учить, так что Сусо поселился в доме своего дяди по материнской линии в другой деревне, довольно далеко.
Сусо рассказал мне одну историю: когда он жил у дяди, тот однажды сказал ему: «В деревне, куда я хочу тебя послать, живет один человек. Он мне задолжал. Я хочу, чтобы ты сходил туда и получил эти деньги».
Сусо сел на велосипед и поехал по тропинке через джунгли. До места добрался за два или три дня.
— А что ты делал ночью? — спросил я у Сусо.
— На ночь я залезал на дерево и привязывал себя к нему. На земле нельзя было оставаться. Иногда гиены обступали дерево и начинали тебя звать. Они пытались сделать так, чтобы ты разволновался и свалился с дерева, и тогда они тебя разорвут. Надо вытерпеть. Надо крепко привязать себя к дереву.
— И долго ты туда добирался?
— Дня три.
— Наверно, ты мог погибнуть по дороге.
— Ну, я не погиб, но, когда я приехал в деревню, денег у меня не было. Я нашел человека, который задолжал моему дяде, а он сказал, что таких денег у него нет.
— И что ты тогда сделал?
— У меня не было денег на дорогу домой, и еды тоже не было. Но я нашел на улице доллар (он имел в виду доллар на гамбийские деньги), и он спас мне жизнь. Я купил еды, немного поел, но я не знал, как добраться домой без припасов. Я просидел там дня два, думал, что так и умру на улице.
— И никто так тебя и не приютил?
— Нет, я же был из другой деревни. Там меня не знали. Никто бы меня не приютил. Но тут проезжал мимо другой мой дядя, он меня увидел и дал мне денег, чтобы хватило до дому, и я вернулся той же дорогой.
— Залезал на деревья и так ночевал?
— Да.
— И сколько времени отняло все это путешествие?
— Пару недель, наверно.
Фодай засмеялся, потому что мне не верилось, что это случилось на самом деле.
— Такая была жизнь в Африке, когда я рос, — сказал он.
Гриоты — хранители истории народа. Фодай сказал мне, что история народа мандинго, о которой он поет, уходит в прошлое на восемьсот или девятьсот лет и что он должен был выучить сто шесть песен. В Африке история передается изустно, через песни, некоторые из этих песен могут длиться два или три часа, в них рассказывается обо всех царях и о народе. Не думайте, будто достаточно выучить сто шесть пятиминутных песен. Объем колоссальный.
— А как вы определяете, что курс обучения закончен? — спросил я.
— Когда я стал подростком, мой дядя начал посылать меня петь дома у разных людей. И я приходил к ним и пел, и когда эти люди сказали моему дяде, что я знаю песни, учеба закончилась. Я ходил так пару раз, но некоторым людям требовалось потратить годы и годы, прежде чем их признавали окончившими обучение. Они оканчивали обучение точно так же: просто приходишь к кому-то домой, и тебе говорят, правильно ли ты спел песни.
Я провел с Фодаем три недели — переезжал с места на место и слушал музыку.
— Где мы найдем музыку? — спрашивал я.
— У нас тут вообще нет концертных залов, — отвечал он, — значит, мы должны ходить по улицам.
Мы находили какую-нибудь свадьбу, где звучала музыка, или праздник с танцами, или просто кого-то на базаре, кто сидел и играл. В последний день — вечером мы покидали Гамбию — Фодай сказал: «Пошли, я отвезу тебя кое-что послушать».
Мы отправились в Банджул, а там происходила необозримая уличная ярмарка, которую Фодай устроил в нашу честь. Люди пели и танцевали, и Фодай сказал: «Что ж, теперь ты обязан станцевать. Ты не можешь отсюда уехать, пока не станцуешь».
Все стояли в самом центре ярмарочной площадки, и меня тоже туда выпихнули, и мне пришлось танцевать. Там были и мужчины и женщины, и я с ними танцевал, а они тянули меня и толкали туда-сюда, пока не объявили мне, что мой танец закончен.