Слова через край

Чистилище представляло собой гигантский луг, поросший ромашками. Вдали виднелись высокие врата рая, словно повисшие в воздухе. Свежий ветер заносил сюда звуки небесной музыки, которая немного мешала тем, кто ждал своей очереди. Время от времени в воздухе проносились удивительной красоты ракеты, озаряя все вокруг прекрасным, неземным светом. И тогда из тумана возникали на миг золотые крыши, изумрудные купола, изящные колокольни. Сердца усопших при виде этих чудес полнились смутной тревогой, как сердца живых, когда из черных окон они видят, что в городе зажглись тысячи огней.

Обреченные на ожидание пытались скоротать время, обрывая лепестки ромашек: да — нет, да — нет. Другие собирались в кружок, играли в разные детские игры, но было заметно, что всем им скучно. Мы подошли к группе призраков, выделявшихся своим спокойным и приветливым видом.

— Они здесь, можно сказать, по формальным причинам, — объяснил мне мой спутник. — И очень скоро попадут в царствие небесное. На совести у них лишь совсем маленькие грехи. Быть может, не стоило даже заставлять их ждать.

Мы подошли совсем близко, а призраки улеглись в траву. Один из них сказал:

— Начни ты, Эразм…

Гид сообщил мне, что каждый день в одно и то же время эти призраки собираются и рассказывают самые бурные эпизоды своей жизни, и слушать их — одно удовольствие. Порой даже кое-кто из архангелов прилетает издалека насладиться их рассказами.

Голос у Эразма был приятный, мелодичный.

— На море был штиль, рыбачья шхуна мирно плыла к Карибским островам. Я сидел на корме шхуны на канатах и смотрел, как дельфины играют в сверкающих волнах. Вдруг до меня донесся голос морской Сирены. Я зажал уши, но не мог отвести он нее взгляда. Она вынырнула из пенного круга, и ее груди, покрытые капельками воды, блестели в лунном свете. Я соскользнул вниз по якорной цепи. Сирена обняла меня, словно ребенка, и долго-долго целовала в губы. Потом, крепко прижавшись друг к другу, мы спустились на дно моря. Вода была прозрачнее воздуха. Сирена уложила меня в коралловом гроте и сказала: «Пойду соберу водоросли для нашего ложа».

Мы провели божественную ночь: мимо медленным кортежем проплывали яркие медузы, похожие на цветы; рыбы короной окружили наше прибежище. На заре створки моллюсков сомкнулись, полипы словно слились со скалами, медузы опустились на дно. «Мы всегда будем вместе», — прошептала Сирена и подарила мне жемчужины, много жемчужин.

Всегда? Я вспомнил страшные истории о влюбленных Сиренах. На закате она увлекла меня на скалы.

«Я сошью тебе одежду из губки, и мы поплывем в северные моря», — шептала она, но я почти не прислушивался к ее словам.

Берег был от нас в нескольких сотнях метров. Мне пришла в голову хитрая идея. «Давай сыграем в жмурки», — предложил я. Сирена захлопала в ладоши, я завязывал ей глаза, а она смеялась. «Ку-ку!» — крикнул я. «Ку-ку», — ответила Сирена. Я тихонько нырнул в воду и быстро достиг берега.

Вторым рассказчиком был некий Вассари.

— Мне кажется, будто это случилось только вчера. Я лежал в больнице Сиднея. Месяц спустя в нашей палате осталось лишь двое — я и Боб. Но Боб, мой бедный друг, скоро умрет. Я мог уже неделю назад вернуться в родное селение. Между тем, как и прежде, лежу в кровати под одеялом, чтобы хоть немного утешить бедного Боба. Лишь ночью, в те редкие часы, когда он спит, встаю и подхожу к окну, из которого виден угрюмый лес. Но Боб ворочается и просыпается. Я бегу к постели, ложусь и сразу начинаю стонать. «Боб, мне плохо, Боб, мне плохо…» Боб, похоже, воспрянул духом — и снова засыпает.

И вот настали последние минуты жизни Боба, он повернулся ко мне лицом и смотрит на меня, понимаете, смотрит неотрывно. Щеки у меня порозовели, а руки не такие уж худые. О, как хорошо было бы, если бы Боб меня не видел! И тут меня осенило: я закричал, стал стонать. Подбежали сестра-монахиня Челесте, сестра-монахиня Анджелика. Я судорожно размахиваю руками, потом вдруг застываю и лежу неподвижно, с закрытыми глазами. Сестра Челесте в ужасе наклоняется ко мне. «Я притворяюсь, сестра Челесте, притворяюсь», — шепчу я. Монахиня все поняла, положила мне на грудь крест и преклонила колени вместе с сестрой Анжеликой. «Умер», — громко сказала она. Обе монахини прошептали молитвы, потом на цыпочках удалились. Я пролежал не шевелясь час или два, потом заснул. Прошло не знаю сколько времени, и вот меня будит сестра Челесте: «Идем, Джек, наш Боб умер». Я встал, оделся, взял свой узелок, поцеловал Боба в лоб и ушел, почти не испытывая печали.

Глава тринадцатая

Очень интересным мне показался рассказ третьего призрака, родом из Лондона…

— Карета тронулась, и мы четверо, ежась от ветра, двинулись за ней по дороге, усеянной лужами. Некоторые лужи я мог бы и обойти, но было бы дико увидеть со стороны, как хорошо одетый человек, идущий за гробом, отпрыгивает вправо или влево, чтобы не загрязниться. Наконец мы добрались до кладбища. Я, друг бедняги Сода, бросил на гроб первую горсть земли. Потом мы молча покинули кладбище.

«Давайте вернемся назад на трамвае, — предложил я. — Плачу за всех».