Слова через край

Антонио. Конечно, Мария. (Короткая пауза.) Вдруг в темноте слышится голос мужа. «Вот я, я — Джакомо. Даже самое тонкое бритвенное лезвие не могло бы нас теперь разлучить». Жену зовут Эльвира. «Ты меня будешь меньше любить, Эльвира, когда у меня не будет одного глаза», — говорит он. «Я буду любить тебя все сильнее и сильнее, дорогой, — говорит Эльвира. — Я буду целовать тебя вот сюда, где останется след, душа моя. Когда любишь, то очень плохо, если предмет твоей любви — само совершенство…». Неожиданно женщина разражается рыданиями: «Ты не должен продавать глаз! Я возвращу ожерелье, пальто, рубашки сыновей, перчатки. Ты не должен этого делать. Мы откроем маленькую фруктовую лавочку. Я буду до блеска протирать каждое яблочко, каждую грушу, мы будем ловко заворачивать фрукты — персики, абрикосы, сливы — в бумагу, она будет весело шуршать, и все будут приходить к нам. Не продавай глаз». А Джакомо в ответ: «Я буду приходить первым на центральный рынок со своими корзинами. Костяшками пальцев простучу каждый арбуз. Уж я-то сумею выбрать товар». Эльвира: «Мы будем каждый день сыты». Но вдруг он кричит: «Как, как выйти из этого положения?» — «Давай убежим. Будем спать на каком-нибудь сеновале, — говорит жена, — в конюшне. Научимся получать радость от того, чего раньше не ценили». — «У нас же ничего не было», — говорит он. А жена, обнимая его: «Всегда что-то имеешь, если любишь, нужно только никогда, ни на минуту не прекращать друг друга любить. И когда до нас долетит голос кредиторов, я тебя обниму и мы будем любить друг друга. Кто может этому помешать? Они будут бить кулаками в нашу дверь, такие разные, не похожие друг на друга, но столь единые в своей ненависти против нас. Они будут кричать, что мы не имеем права получать удовольствие, пока не заплатим долг, но мы не разомкнем наших объятий. Словно майские жуки. Их не оторвать друг от друга, они скорее умрут».

Мария. Сокровище мое, эта история напоминает человека с беззубым ртом… или тарелку с оббитыми краями. Салони наверняка не купит такой сценарий.

Антонио(поворачиваясь к ней). Неважно, Мария. Я должен его написать. Я даже не знаю, годится эта история или нет. Но я напишу. Все остальное так неопределенно. А это вполне определенно, я вижу это, осязаю и чувствую, что должен написать. Придется пойти на жертвы, дорогая. Ну годик, два.

Мария. Эти вечные разговоры! У нас нет таких сбережений, Антонио.

Антонио. Вернемся на старую квартиру.

Мария. Ну нет, за эту я буду держаться зубами… (С неожиданной мягкостью.) Приближается октябрь, у нас родится ребенок…

Антонио(воодушевляясь). Я буду всюду ходить с ним, покажу ему и то, и это. И есть еще много всего другого, скажу я ему. Какая радость будет Показывать ему все новое и новое… Если я поддамся, Мария, мир станет уже. И он, как старичок, будет стукаться об острые углы…

Мария. Иди ко мне, Антонио, через час ты обо всем этом и думать забудешь.

Антонио. Существуют планеты, Млечный Путь, а я не выполню того, что задумал! Я презираю тебя за то, что ты любишь меня, человека, которого презираешь.

Мария. Я тебя не презираю.

Антонио. Тем хуже. Я все слабею, а ты ищешь новые и новые способы доставить мне удовольствие. Твоя походка становится еще более гордой, когда мы проходим и все на нас оборачиваются.

Мария. Поцелуй меня, дорогой.

Антонио. Какие у тебя сладкие губы! Но я не хочу. Мне хотелось бы суметь описать то мгновение, именно мгновение, когда губы сливаются воедино и все преображается.

Мария. Джельтруде мне сказала, что ей не нравится кожа ее мужа. Слишком шершавая. Она думает о его автомобиле… длинном, мощном, и таким образом ей удается получить хоть чуточку удовольствия. Я согласилась бы, чтобы он на меня наехал, говорит она. Поцелуй меня, Антонио!