Слова потерянные и найденные

«БЕСТАЛАНТНЫЙ (франц.) — бездарный, недаровитый, с ограниченными дарованиями, способностями, или вовсе без них. Бесталанный человек, бесталанник м. бесталанница ж. кому нет талану, удачи; несчастный, неудачливый; горемыка, бедовик. Бесталанная моя головушка. Бесталанная година пала. Бесталанный да горемычный друг у друга не в зависти. Бесталанность ж. неудачливость».

Именно в этом значении слова «талан» — удача встречается в сказке Петра Павловича Ершова «Коньке-горбунке», где в финале горожане говорят Царь-девице:

ТВОЕГО РАДИ ТАЛАНА

ПРИЗНАЕМ ЦАРЯ ИВАНА!

В комментариях к сказке находим такое определение: «Талан — счастье, удача».

А в «Большом толковом словаре», который вышел почти веком позже, читаем:

«БЕСТАЛАННЫЙ 1. Разг. Неталантливый, бездарный. Бесталанный артист. 2. Трад. — нар. Несчастный, неудачливый, обездоленный. Бесталанная головушка (о таком человеке)».

Да и в песне, то ли записанной, то ли сочиненной Пушкиным, цитата из которой послужила названием этой главы, речь идет вовсе не о способностях героя, а о его несчастливой судьбе:

УРОДИЛСЯ Я НЕСЧАСТЛИВ, БЕСТАЛАНЛИВ:

ПРИНЕВОЛИЛИ МЕНЯ, МАЛЕШЕНЬКА, ЖЕНИЛИ;
МОЛОДА БЫЛА ЖЕНА, Я ГЛУПЕНЕК,
СТАЛ Я МОЛОДЦЕМ, ЖЕНА СТАЛА СТАРЕНЬКА…

То есть слово, которое Даль отмечает как «французское» (и действительно оно пришло из французского языка, где talent означает «дар, дарование»), в XX веке уже окончательно «обрусело» и из двух его возможных значений одно — «несчастливый», «неудачливый» — стало традиционным, то есть употреблялось в основном в исторических романах при описании народной жизни.

А другое — «бездарный», «лишенный таланта» — стало разговорным, то есть общеупотребительным.

* * *

А вот еще пример: в XIX веке в русском языке было два слова, называющие очень близкие понятия: «сласти» и «сладости». Кажется, они значат одно и то же: сладкую еду, лакомства.

Но вот поэт Николай Михайлович Языков пишет домой из деревни и упоминает о том, что любезная хозяйка дома, где он гостит, потчует его «сладостями и сластями искусственными, как-то варенье и проч.». То есть он различает сласти, которые нужно готовить, и сладости, то есть сладкие фрукты и ягоды.

Владимир Даль приводит в своем словаре примеры употребления обоих слов.

1) Сласть ж. сладость, сладкая пища, лакомство;

Не припася снасти, не жди сласти.

Эка сласть какая! (весьма вкусно)

Поесть всласть, брюху страсть.

Зажили было всласть, да пришла напасть!

Не в сласть, да в смак.

Одни сласти есть, горечи как узнаешь?

2) Сладость, то же; но более в значении услада, наслаждение, нега.

Сладость итальянских ночей воспета поэтами.

Сладость чистой совести.

Сладостное сознание исполненного долга.

То есть Языков, возможно, имел в виду, когда писал о «сладостях» наряду со сластями, именно радости, услады деревенской жизни: купание, катание верхом, прогулки.

Сласти любили сластены, а сладости — сладкоежки. Впрочем, Даль приводит в своем словаре такие народные слова из разных русских губерний: сластоежка (с пометкой: ярославское), сластеник (курское), сластёха (псковское). В Саратовской губернии сладкие лакомства назвали сластухами. А в Москве XIX века льстивых лицемерных людей звали сластец или сластиха.

Слово «сласти» было широко распространено в XIX веке. Вспомним снова «Конька-горбунка». Когда Иван перечисляет царю все, что ему нужно для поимки Царь-девицы, он не забывает попросить и:

…ЗАМОРСКОГО ВАРЕНЬЯ

И СЛАСТЕЙ ДЛЯ ПРОХЛАЖДЕНЬЯ.

Михаил Юрьевич Лермонтов пишет в предисловии к роману «Герой нашего времени»: «Довольно людей кормили сластями, пора дать им горькое лекарство».

А у Ивана Алексеевича Бунина в рассказе «Господин из Сан-Франциско» мы читаем: «Обеды опять были так обильны и кушаньями, и винами, и минеральными водами, и сластями, и фруктами, что к одиннадцати часам вечера по всем номерам разносили горничные каучуковые пузыри с горячей водой для согревания желудков».

Бунин написал свой рассказ в октябре 1915 года. А пятьдесят лет спустя, в 1963 году советский писатель Борис Тимофеев в книге «Правильно ли мы говорим» сетовал на то, что современные ему люди часто путают слова «сласти» и «сладости». Он объяснял: «Говорить надо “восточная сласть” (имея, конечно, в виду лакомство), а не “восточная сладость”, хотя последнее неправильное словосочетание широко вошло в нашу разговорную речь».

Понятно, желание писателя сохранить в памяти людей такое милое слово. Но язык живет по своим законам. И вот уже в словаре Ожегова встречается слово «восточные сладости» в значении «кондитерские изделия». А слова «сласти» там и вовсе нет, есть только глаголы «сластить» и «посластить» с пометкой «совр.».

А может, все же стоит не забывать насовсем сласти? Ведь тогда наша жизнь станет слаще, хотя бы на одно слово.