Слова сияния

– Разум Пали, – проговорила Адротагия, наблюдая, как они встают. – Я не верю…

Солдаты сидели группами согласно знаменам, и ими занимались лекари Таравангиана, водоносы и утешители. Раненые и не раненые, все, кто мог стоять, поднимались и приветствовали короля Харбранта.

– Диаграмма сказала, что это случится, – напомнил Таравангиан.

– Я была убеждена, что это ошибка. – Она покачала головой.

– Они знают, – добавил Мралл. – Сегодня только мы здесь победители. Наши лекари, которые заслужили уважение всех сторон. Наши утешители, которые помогли умирающим уйти. Великие лорды принесли им только страдание. А вы – жизнь и надежду.

– Я принес им смерть, – прошептал король.

Он приказал убить их монарха вместе с рядом великих князей, указанных в Диаграмме. Сделав это, Таравангиан подтолкнул различные фракции к войне друг с другом. Он поставил это королевство на колени.

Теперь они его за это приветствовали. Он заставил себя задержаться возле одной из групп, спросить об их здоровье, узнать, не может ли он чем-то помочь. Важно, чтобы люди видели в нем сострадательного человека. Диаграмма объясняла это привычным языком, сухим и безжизненным, как если бы сострадание было тем, что измеряют чашками, как пинту крови.

Он посетил вторую группу солдат, потом третью. Многие подходили к нему, касались рукавов его одеяния, вытирали слезы благодарности и радости. Но гораздо больше веденских солдат оставались в шатрах – сидели, уставившись на поля мертвецов. Их разум оцепенел.

– Азарт? – шепотом поинтересовался Таравангиан, когда они покинули последнюю группу солдат. – Они сражались всю ночь, пока их столица горела. Наверняка он действовал.

– Согласна, – сказала Адротагия. – Это дает нам еще один ориентир. Азарт здесь имеет, по меньшей мере, ту же силу, что и в Алеткаре. Или даже сильнее. Я обсужу с учеными. Возможно, это поможет нам засечь Нергаула.

– Не трать на это слишком много сил, – велел Таравангиан, приближаясь к новой одной группе веденских солдат. – Я даже не уверен в том, что мы станем делать, если обнаружим это существо. – Древний, злобный спрен был не той проблемой, на решение которой ему хватило бы сил. По крайней мере, пока. – Я бы лучше узнал, куда направляется Милач.

Он надеялся, что Милач не впадет снова в спячку. До сих пор предсмертные речи оказывались идеальным способом дополнить Диаграмму, какой они только смогли разыскать.

Разумеется, оставался один вопрос, ответ на который он так и не сумел получить, хотя отдал бы за него почти все.

Достаточно ли этого?

Он встретился с солдатами и напустил на себя вид доброго – пусть и не очень умного – старичка. Заботливого, стремящегося помочь. Сегодня он почти такой. Таравангиан пытался подражать самому себе в те дни, когда был чуть тупее. Люди принимали того человека, и, когда он был на том уровне интеллекта, ему не требовалось притворяться сострадательным, как случалось, когда его гений возрастал.

Благословенный интеллектом, проклятый состраданием, чтобы чувствовать боль от того, что натворил. Эти качества находились в обратной зависимости. Почему он не мог обладать обоими сразу? Он сомневался, что у других людей ум и способность сострадать связаны таким образом. Побуждения Ночехранительницы, стоявшие за ее дарами и проклятиями, были непостижимы.

Таравангиан продвигался сквозь толпу, слушая, как несчастные просят облегчить их страдания и дать им более сильные лекарства для избавления от боли. Внимал словам благодарности. Эти солдаты выжили в битве, в которой, как им теперь казалось, никто не победил. Им нужна была хоть какая-то поддержка, а Таравангиан, предположительно, соблюдал нейтралитет. Они с потрясающей легкостью обнажали перед ним свои души.

Вот король приблизился к следующему солдату в очереди – человеку в плаще, который прижимал к груди руку – вроде бы сломанную. Таравангиан заглянул ему в глаза, спрятанные под капюшоном.

Это был Сзет-сын-сына-Валлано.

На мгновение король ощутил чистейшую панику.

– Нам надо побеседовать, – произнес шинец.

Таравангиан схватил убийцу за руку, потащил прочь от толпы веденских солдат. Другой рукой нащупал в кармане клятвенный камень, который постоянно носил с собой. Вытащил, чтобы убедиться, что его не подменили. Преисподняя! Увидев Сзета, король первым делом подумал, что его сумели обставить, украли камень и послали шинца, чтобы тот убил своего бывшего хозяина.

Сзет позволил себя увести. Что он сказал? «Что хочет поговорить; ты придурок, – одернул Таравангиан сам себя. – Если бы он пришел тебя убить, ты был бы уже покойником».

Заметил ли Сзета кто-нибудь? Что подумают люди, если увидят, как Таравангиан общается с лысым шинцем? Хватило бы и меньшего, чтобы пошли слухи. Если кто-нибудь получит хоть намек на то, что король Харбранта связан с печально известным Убийцей в Белом…