Слова сияния

— Ищу, чем бы поразвлечься, — беспечно ответил Шут под цоканье лошадиных подков о камень. — Ты упражнялся в игре на моей флейте?

— Э-э...

— Только не говори, что оставил ее в лагере Садеаса, когда уходил.

— Ну...

— Я сказал «не говори», — произнес Шут. — Тебе не нужно этого делать, поскольку я и так в курсе случившегося. Позор. Если бы ты знал историю той флейты, твои мозги перевернулись бы вверх тормашками. В прямом смысле — я спихнул бы тебя с повозки за то, что ты за мной следил.

— Э-э...

— Вижу, ты сегодня красноречив.

Каладин не стал брать с собой флейту. Когда он собирал мостовиков, оставшихся в лагере Садеаса, — раненых Четвертого моста и членов других бригад — он был сосредоточен на людях, а не на вещах. Он и не вспомнил о маленьком узелке со своими пожитками, забыв, что флейта осталась среди них.

— Я солдат, а не музыкант, — сказал он. — Кроме того, музыка для женщин.

— Все люди — музыканты, — возразил Шут. — Вопрос только в том, делятся ли они своими песнями. Что касается женственности музыки, то интересно, что женщина, написавшая этот трактат, та, которую почти боготворят в Алеткаре, решила, что все женские занятия связаны с сидением без дела и получением удовольствия, в то время как мужские — с поиском того, кто воткнет в тебя копье. Впечатляюще, да?

— Думаю, да.

— Знаешь, я очень стараюсь придумывать цепляющие, умные, содержательные, интересные фразы, которые затем высказываю тебе. И не могу отделаться от мысли, что ты не поддерживаешь разговор со своей стороны. Немного похоже на то, когда играют музыку для глухого человека. Что я мог бы даже попробовать сделать, поскольку это звучит забавно, если бы только кое-кто не потерял мою флейту.

— Мне жаль, — ответил Каладин.

Он предпочел бы поразмышлять о новых стойках с мечом, которым научил его Зейхел, но раньше Шут был добр к нему. Самое меньшее, что Каладин мог сделать, — поговорить с ним.

— Так, э-э, ты сохранил свою работу? Я имею в виду, в качестве королевского шута. В нашу прошлую встречу ты намекнул, что рискуешь потерять должность.

— Я еще не проверял, — сказал Шут.

— Ты... ты еще... Король знает, что ты вернулся?

— Нет! Я пытаюсь придумать подходящий эффектный способ уведомить его. Возможно, сотня скальных демонов, марширующих в такт и поющих оды моему великолепию.

— Такое... будет трудно выполнить.

— Ага, у штормовых созданий реальные проблемы с настройкой связок, они передают лишь интонации.

— Я ничего не понял из того, что ты только что сказал.

— Ага, у штормовых созданий реальные проблемы с настройкой связок, они передают лишь интонации.

— Все равно не понятно, Шут.

— А! Так ты глохнешь, да? Дай мне знать, когда процесс завершится. Я хочу кое-что попробовать. Если бы я только помнил...

— Да-да, — вздохнул Каладин. — Ты хочешь сыграть на флейте для глухого.

— Нет, не то... А! Да. Я всегда хотел подкрасться и ткнуть глухого человека в затылок. Думаю, будет весело.

Каладин снова вздохнул. Потребуется около часа, даже если ехать быстро, чтобы прибыть в военный лагерь Себариала. Это будет очень долгий час.

— Так ты здесь, — сказал Каладин, — чтобы поиздеваться надо мной?

— Ну, я вроде как этим и занимаюсь. Но на тебя не налегаю. Я не хотел бы, чтобы ты воспарил.

Каладин резко вздрогнул.

— Ну, знаешь, — беззаботно продолжил Шут, — воспарил на крыльях гнева и обрушился на меня с кучей проклятий. Что-то в этом роде.

Каладин сощурил глаза на высокого светлоглазого человека.

— Что тебе известно?

— Почти все. Это «почти все» иногда может быть ударом в зубы.

— Тогда чего ты хочешь?

— То, чего я не могу иметь. — Шут повернулся к нему, его глаза посерьезнели. — Как и все остальные, Каладин Благословленный Штормом.

Каладин заерзал. Шут знал о нем и волноплетении. Каладин был в этом уверен. Так должен ли он ожидать каких-то требований?

— Чего ты хочешь, — повторил Каладин, стараясь быть как можно более точным, — от меня?

— А, вот оно что. Хорошо. От тебя, мой друг, я хочу только одного — рассказа.

— Какого именно рассказа?

— Тебе решать, — улыбнулся Шут. — Я надеюсь, что он будет динамичным. Есть одна вещь, которую я не переношу, — это скука. Любезно прошу не быть скучным. В противном случае мне придется подкрасться и ткнуть тебя в затылок.

— Я не глохну.

— Очевидно, что не менее весело так же поступать с не глухими людьми. Ты что, думал, я буду мучить кого-то просто потому, что он оглох? Это было бы безнравственно. Нет, я мучаю всех людей одинаково, спасибо большое.

— Великолепно.

Каладин откинулся назад, ожидая продолжения. Удивительно, но Шут, похоже, решил прекратить разговор.

Каладин посмотрел в небо, такое унылое. Он ненавидел дни, подобные сегодняшнему. Они напоминали о Плаче. Отец Штормов, серые небеса и скверная погода заставляли его задаться вопросом: зачем вообще он встал с кровати.

В конце концов экипаж достиг военного лагеря Себариала — места, которое походило на город еще больше, чем другие военные лагеря. Каладин поразился добротно выстроенным многоквартирным домам, рынкам...