Слова сияния

Удивительно, но он рассказал всю историю целиком. Последний забег с мостом. Спасение Далинара. Хотелось выплеснуть все накопившееся, и Каладин говорил о том, как сошелся в бою с Носителем Осколков паршенди, как оскорбил Адолина, как сам возглавил бригаду мостовиков...

Когда он закончил, они оба позволили тишине окутать их покрывалом и разделили тепло. Вместе они устремили взгляды на бушующий поток воды, освещаемый вспышками молний, до которого было так легко дотянуться.

— Я убила своего отца, — прошептала Шаллан.

Каладин посмотрел на девушку и во вспышке молнии увидел ее глаза, когда она оторвала голову от его груди и посмотрела вверх. На ресницах блестели капельки воды. Его руки покоились на ее талии, она так же крепко держалась за его пояс. Так близко в объятиях Каладин не держал ни одну женщину после Тары.

— Мой отец был жестоким, гневным человеком, — сказала Шаллан. — Убийцей. Я его любила. И я задушила его, пока он лежал на полу, наблюдая за мной, не в силах пошевелиться. Я убила своего собственного отца...

Каладин не стал подталкивать ее продолжить рассказ, хотя хотел знать, что же произошло. Ему было необходимо знать.

К счастью, она продолжила, рассказав о своей юности и ужасах, с которыми пришлось столкнуться. Каладин думал, что его жизнь была ужасна, но в ней имелась одна вещь, которой он, возможно, дорожил недостаточно, — любившие его родители. Рошон превратил Хартстоун в саму Бездну, но Каладин хотя бы всегда мог рассчитывать на мать и отца.

Что бы он сделал, если бы его отец оказался таким же склонным к насилию, полным ненависти человеком, каким описала своего отца Шаллан? Если бы его мать умерла у него на глазах? Что бы он сделал, если, вместо того чтобы жить за счет света Тьена, ему пришлось бы самому стать источником света в семье?

Каладин слушал с изумлением. Шторма, почему же эта женщина не сломлена, сломлена по-настоящему? Шаллан описывала себя именно так, но она была сломлена не более, чем копье с зазубринами на лезвии, а такое копье могло служить ничем не хуже любого другого оружия. Каладин предпочитал копье с одной или двумя зарубками и потертым древком. Острие копья, повидавшего сражения, было просто... лучше, чем новое. Точно известно, что его использовал сражавшийся за свою жизнь человек и что копье не подвело и не сломалось. Такие отметины являлись признаками силы.

Каладин похолодел, когда она упомянула о смерти брата Хеларана, в голосе Шаллан слышалась ярость.

Хеларана убили в Алеткаре. Руками Амарама.

«Шторма... Его убил я, ведь так? — подумал Каладин. — Брата, которого она любила».

Упоминал ли он об этом?

Нет. Нет, он не сказал, что сам лишил жизни Носителя Осколков, только что Амарам убил людей Каладина, чтобы скрыть свою жажду обладания оружием. Уже давно он привык вспоминать то событие, не уточняя, что сам убил Носителя Осколков. В первые несколько месяцев рабства в него вбили, как лучше говорить о том случае, чтобы избежать последствий. Каладин даже не осознавал, что это вошло в привычку.

Поняла ли Шаллан? Сделала ли она вывод, что на самом деле Каладин, а не Амарам убил Носителя Осколков? Похоже, она не связала эти события. Шаллан продолжала говорить, рассказывая о ночи, тоже во время шторма, когда она отравила, а затем убила отца.

Всемогущий над нами! Эта женщина всегда была сильнее, чем он.

— Таким образом, — произнесла Шаллан, упершись головой ему в грудь, — мы решили, что мне следует отыскать Джасну. Видишь ли, у нее... был преобразователь.

— Ты хотела выяснить, не сможет ли она починить ваш?

— Это было бы слишком разумно. — Он не видел, как Шаллан сердито нахмурилась, но каким-то образом услышал. — Мой план, глупый и наивный, заключался в том, чтобы подменить ее преобразователь своим и вернуть домой работающее устройство, с помощью которого наша семья зарабатывала бы деньги.

— Раньше ты никогда не покидала фамильные земли.

— Да.

— И отправилась обворовать одну из умнейших женщин в мире?

— Э-э... да. Помнишь те слова — «глупый и наивный»? Так или иначе, Джасна меня разоблачила. К счастью, я ее заинтересовала, и она согласилась принять меня в ученицы. Брак с Адолином был ее идеей, способом защитить мою семью, пока я обучалась.

— Хм, — произнес Каладин.

Снаружи сверкнула молния. Ветра, судя по всему, задули еще яростнее, если это было вообще возможно, и ему пришлось повысить голос, хотя Шаллан находилась рядом.

— Очень щедрый поступок для женщины, которую ты намеревалась ограбить.

— Думаю, она увидела во мне что-то, из-за...

Тишина.

Каладин моргнул. Шаллан пропала. На миг его охватила паника, и он попытался взять себя в руки, как вдруг понял, что нога больше не болит и головокружение от потери крови, шока и возможной гипотермии тоже исчезло.

«А, — подумал он. — Снова».

Каладин глубоко вздохнул и поднялся на ноги, выйдя из темноты на кромку скалы. Поток внизу замер, будто затвердел, а выступ ниши, который Шаллан вырезала слишком низко, чтобы на нем можно было стоять, теперь позволял ему выпрямиться во весь рост.

Он выглянул наружу и встретился взглядом с лицом, простирающимся в саму бесконечность.